Ищу комиссара - [9]

В наступившей тишине испуганно стукнул в последний раз мелок, затем послышался шелест болоньи, и на пороге возникла девушка, которую он видел ночью в кабине роторного экскаватора, а до этого встречал в одном из кабинетов уголовного розыска, когда она приходила на отметку по делу административного надзора. На ходу повязывая белый в крапинку платочек, она, не взглянув на Редозубова, молча прошла мимо него к выходу.

Редозубов, круто развернувшись и уже не видя высунувшихся из рабочего помещения еще трех любопытных женских лиц, последовал за девушкой, крайне досадуя на себя— за то, что не смог предотвратить шума, на Ветцеля, не оказавшегося на месте, хотя и предупрежденного о том, что приедут из милиции, и более всего — на женщину, устроившую этот шум. «Чтоб ты провалилась, старая карга!»— в сердцах подумал он.

…К машине она подошла первой, дрожащей рукой открыла заднюю дверцу и, высоко подняв юбку, влезла внутрь. Редозубов хотел влезть следом, но увидав, с какой нескрываемой ненавистью смотрит на него девушка, вцепившись одной рукой в решетку, отделяющую кузов от кабины водителя, а другой пытаясь прикрыть голые колени, молча захлопнул дверцу и сел рядом с шофером.

7

Волохин не зря возмущался на оперативном совещании: с протоколом осмотра в той краже действительно вышла неувязка…

Чиладзе, сдвинув к стене кубло из пледа, простыней и подушек, присел на тахту и, пристроив на коленях телефон, отыскавшийся на полу под грудой одежды, позвонил в отдел. Дежурный следователь из Таежного еще не вернулся. Двое других были в командировках. Еще один — в отпуске. Безуспешным оказался и розыск начальника следственного отделения майора Балашова: того не было ни на работе, ни дома, и никто не мог сказать, где он находится. Чиладзе положил трубку на рычаг. По лицу его было видно, что, не будь тут потерпевших, он нашел бы нужные слова, чтобы охарактеризовать следователей и их начальника. «Где уж нам преступников искать, — казалось, говорил его взгляд, — своих сотрудников найти не можем!»

— Позовите понятых, — сказал Чиладзе, обращаясь к вертолетчику. — Ну, соседей, что ли… Двух человек. А ты, — протянул Редозубову чистый бланк, — составляй протокол осмотра. Потом разберемся… — добавил капитан вполголоса. Разбираться он, видимо, предполагал с дежурным следователем и начальником следственного отделения. Подумав, Чиладзе отдал Редозубову и всю папку с бланками и чистой бумагой, захваченную им на всякий случай из дежурной машины. Редозубов кивнул, не считая удобным спрашивать при жене вертолетчика, как составляется протокол осмотра. — А я пока обойду тут вокруг, — сказал Чиладзе. — Приступай. — Он стремительно поднялся с тахты и вышел, столкнувшись в дверях с входившими уже понятыми.

Лишь теперь, когда ушел Чиладзе, Редозубов понял, какой тяжкий груз на него свалился. Нельзя сказать, чтобы он совершенно не имел представления об осмотре места происшествия — на одних он присутствовал, протоколы других читал, — но одно дело слышать и видеть и даже участвовать под чьим-то руководством, — и совсем другое — впервые, не имея подготовки, самостоятельно произвести осмотр и составить об этом грамотный протокол.

Он прекрасно сознавал, что тут мало чем мог пригодиться его опыт по составлению актов и заключений, с которыми он имел дело, когда работал контрольным механиком в гараже леспромхоза и участвовал в разного рода комиссиях и группах народного контроля. Уже одно то, что те акты и заключения начинались словами: «Мы, нижеподписавшиеся…», а здесь следовало начинать: «Я, инспектор ОУР Редозубов…», говорило о многом, и, прежде всего, о той огромной ответственности, которую он раньше делил с другими, а ныне целиком и полностью брал на себя.

Однако приказ капитана Чиладзе надо было выполнять. Он вписал в протокол понятых: молоденького пилота из квартиры на втором этаже и его жену, вовсе девчонку в линялых польских джинсах и в такой короткой рубашке, что, когда она поднимала руки, чтобы поправить волосы, обнажалась полоска загорелой кожи на талии. Девчонка с интересом смотрела на Редозубова, что, кажется, не совсем нравилось ее мужу, хотя он всячески старался этого не показывать.

Стажер даже посочувствовал ему, хотя если кто и нуждался здесь в истинном сочувствии, так это сам Редозубов, который очень скоро перестал интересоваться и понятыми, и потерпевшими, и уж тем более их взаимными отношениями, окончательно углубившись в дебри первоначального и неотложного следственного действия, которое зовется осмотром места происшествия.

Уже одна из первых вводных, отпечатанная типографским способом на бланке протокола: «…руководствуясь ст. 178 УПК РСФСР…» — привела его в тупик. Редозубов не мог руководствоваться этой статьей уголовно-процессуального кодекса республики хотя бы потому, что не имел о ней ни малейшего представления. Он догадывался, конечно, что статья, скорее всего, либо определяет основания для производства осмотра, либо, что еще важнее, строго регламентирует порядок его проведения; во всяком случае содержит какие-то требования, которых он не знает. Между тем особенность процессуальных документов заключается именно в том, что любая несоблюденная формальность при их составлении чревата серьезными последствиями: утерей доказательственного значения даже установленных фактов, неполнотой расследования, а отсюда — порой и нераскрытием преступления или и прямым нарушением законности. Редозубов мучительно старался припомнить хотя бы начальные фразы прочитанных или слышанных им ранее протоколов, но в голове вертелась лишь та, которой следовало кончать: «От понятых замечаний не поступило».