Ищу комиссара - [111]

— А я, — сказал Лидер, — совсем не был. Так ни разу и не добрался.

Она вытерла слезы и сказала:

— Да что же ты? Съешь еще что-нибудь. Ой, хлеба-то нет, а я сижу… — Она, торопясь, вышла из комнаты и принесла половину буханки хлеба, нарезала и сложила в хлебницу. — Ешь, Васенька.

Лидер усмехнулся:

— Сколько хлеба!.. Глаза бы ели, да рот не берет. Вот, знаешь, когда по сто двадцать пять грамм давали… Да и потом, когда уже прибавили… Накрошишь его в тарелку, кипятком зальешь и хлебаешь… И вот я тогда думал: неужели время такое будет, что я полную тарелку хлеба накрошу и буду есть… И вот интересно: не думал, чтобы там белый хлеб или булку… хотелось просто черного, обыкновенного черного хлеба, хотя бы и того, блокадного, с чем там его мешали…

— Вася! — сказала она вдруг. — Как ты живешь, Вася?

Лидер оглядел комнату: диван-кровать, платяной шкаф, полка с книжками, коврик на стене, трюмо, школьные тетрадки на тумбочке… потом ответил:

— Я-то? Да нормально, Кирка. Все нормально.

Она покачала головой:

— Вася!

— Что? — равнодушно произнес Лидер. — Что, Кира?

— Вася, а ты… — Неожиданный звонок телефона, стоявшего на столике трюмо, прервал ее. — Господи, кто это среди ночи? Ошиблись, наверное… — Она сняла трубку. — Да… Что?.. Да, это я. Да… Что?.. Как вы сказали?.. Лидер?..

Лидер вскочил со стула.

— Что?.. — продолжала она в трубку. — Простите, а кто это спрашивает?.. Как?.. Собко?..

В следующее мгновение Лидер подскочил к ней и вырвал трубку.

Еще мгновение он лихорадочно соображал: что сделать— бросить на рычаг или… или вообще оборвать к чертовой матери шнур телефона… но неожиданно для себя поднес трубку к уху и услышал прерывистое дыхание. На том конце связи, несомненно, был Собко.

— Ну… здорово, Лаврентьич, — сказал Лидер.

Трубка усиленно засопела.

— Здорово, говорю, Лаврентьич, — повторил Лидер. — Не узнал, что ли?

Трубка засопела еще сильнее и ответила:

— Здорово, Хромов.

Лидер вздрогнул.

— Здорово, Хромов, — повторил, тяжело сопя, Собко.

Лидер стоял у столика трюмо, едва удерживая в трясущейся руке телефонную трубку, а из зеркала смотрел на него невысокий коренастый человек с заросшим двухдневной щетиной, обветренным лицом, с глубоко ввалившимися глазами, и точно так же у того, зеркального человека тряслась в руке телефонная трубка.

— Ты чего? — сказал Лидер. — Ты чего такое говоришь-то, Лаврентьич? Это я, Лидер! Ты чего?!

— Хватит бегать, Хромов, — продолжал Собко. — Хватит испытывать судьбу. Перекраивать пора. Слышишь? Перекраивать…

— Поздно, Лаврентьич, — сказал Лидер. — Поздно… Да чего тебе надо-то, а?! — закричал он. — Тебе какая печаль? Ты ж на пенсии, старый хрыч! Ну, и лежи себе на печке!..

Собко помолчал, сопя все громче.

— Полежишь тут с вами, — сказал он. — На том свете разве что. Ну да ладно. Не обо мне речь. Слушай внимательно, что я тебе скажу. Слушаешь? Ну так вот…

Но Лидер, все еще продолжая держать трубку возле уха, уже ничего не слышал: в зеркале, за спиной двойника, тоже еще держащего трубку, стоял другой человек — высокий, плотный, широкоплечий, с гладко выбритым лицом и легкой усмешкой на губах. Лидер выпустил трубку и сунул руку за пазуху.

— Не дури, Лидер, — спокойно произнес Шабалин. — Перышко оставь в покое.

Лидер бросил взгляд на окно.

— Не надо, — предупредил Шабалин. — Там люди.

Лидер выхватил руку из-за пазухи и резко обернулся, отпрыгнув одновременно в угол: теперь те, кто был за окном, достать его не могли. Стоявшая в углу тумбочка опрокинулась, веером рассыпались тетрадки. Женщина вскрикнула: в руке Лидера был не нож, а тяжелый автоматический пистолет.

— Ах, вот ты что, — сказал Шабалин. — И тут Собко просчитался: говорил, что ничего у тебя нет… Ну так брось, — продолжал он ровным голосом. — Крови на тебе нет. Брось, Лидер.

— Не подходи! — крикнул Лидер. — Не подходи, продырявлю!

Шабалин усмехнулся.

— Попробуй, — сказал он и шагнул от двери.

Лидер вскинул пистолет.

…Про этот тяжелый автоматический пистолет — 9-миллиметровый Борхардт-Люгер (парабеллум), изготовленный в 1935 году на Берлинском заводе оружия и боеприпасов, не знал никто: ни один оперуполномоченный, инспектор или следователь, ведший дела Лидера, ни один блатной — пусть и был он свой в доску, ни те двое, ушедшие с мехами на газотрассу, ни одна душа. Не знал о парабеллуме и Собко. Лидер никогда не брал его на «дело», никому не показывал и никому о нем не говорил. Многие годы перепрятывал из тайника в тайник. Между тем пистолет был у Лидера давно — с 1944 года; собственно, именно с этого пистолета и началась воровская эпопея Васьки Лидера.

Случилось это на переполненном вокзале крупного железнодорожного узла, куда он добрался после побега из детдома. Разный люд собрался на сибирском перекрестке: солдаты и офицеры с маршевых эшелонов, шедших на Запад— на фронт; калеки, инвалиды, выздоравливающие и отпускники, едущие домой — на Восток или ждущие оказии на Север, куда в то время никакой дороги, кроме гужевой, не было; эвакуированные, возвращающиеся в отбитые у немцев области. Налегке — с вещмешками или небольшими чемоданами, и с многочисленной поклажей — сундуками, корзинами, узлами, свертками, перинами и подушками в тюках, поверх которых восседали плачущие или молчаливые, привыкшие уже ко всему ребятишки. А мимо грохотали литерные с боевой техникой и горючим, боеприпасами и свежим пополнением; в танковом тупике стоял рев моторов, и в ту сторону никого не пускали — тупик был оцеплен солдатами.