Ищите женщину - [10]

— За что их любить? Все чего-то делают. А эти — только языками треплют. И врут. И нам всем и друг дружке… Я тут как-то Горького взял с полки. Неужели, думаю, и в самом деле такой плохой, каким его стараются нынче критики изобразить? Не, ну серьезно! Или я чего не понимаю, подзабыл? Открыл чего полегче. Сказку нашел. И прямо в точку попал. Жили, в общем, народы по две стороны реки и постоянно ссорились, нападали друг на друга, воевали. А всякие там дипломаты чего-то шурудили. И до того докатились, что вроде уже и воевать-то нечем стало, и народы извели себя почти до точки. Я длинно рассказываю, а там все, конечно, короче. Словом, плюнули они однажды на всякие уговоры и договоры, утопили в той реке дипломатов и сели промеж собой прибыль-убытки считать.

— Все? — спросил Турецкий, когда Грязнов замолчал.

— А чего тебе еще? По-моему, тут и так больше сказано, чем нужно. И я с пролетарским писателем полностью согласен. Ты заметил, как они друг перед другом протокол свой блюли? Консула замочили, а эти выясняют, мать их, в каком, понимаешь, ключе беседу вести!

— Так ты, значит, сечешь по-английски? — неожиданно догадался Турецкий.

— Не очень, конечно, не как ты, к примеру, где уж нам! Однако, чтоб понять, мне достаточно. По секрету, это я Дениску заставил! — самодовольно улыбнулся Грязнов. — Чего ты, говорю, делаешь?! Сам в эти, в полиглоты, стремишься, а дядька родной с иностранцем ни бэ ни мэ! Стыдно: генералу и чтоб двух слов не связать! Осознал. Стал меня малость натаскивать. Так что ты теперь нос не особо задирай, мы и сами с усами!

— Славка! — искренне восхитился Турецкий. — Если б не ты мне это говорил, ни за что бы не поверил! Вот что с человеком погоны-то творят! Я считаю, по этому поводу просто необходимо!..

— А чего бы я тебя к себе в МУР тащил?… С Костей-то разговаривал? Он в курсе?

— Наше дело телячье: доложил — и жуй себе травку. А он сказал, что и по его личным каналам тоже пока никакой ясности. Не исключено, что из Штатов может кто-нибудь пожаловать. Вроде госсекретаря. Ну и значит — то, другое, ответственность! Не мог тому же Казанскому повесить это дело! Ему как раз — перед гостями задницей вертеть, представительствовать! А я не умею. И не люблю.

Грязнов промолчал, не афишируя своих мыслей на этот счет. И потом, он по духу был работягой. А это значит — врагом показухи. Конечно, нелегкое выпало дело, а где они — легкие? И раз вынужден его делать, приходится напрягаться. Единственное, на чем он готов был настаивать, вопреки, возможно, общественному мнению, это:

— А дипломатов все равно надо топить!

Они выбрались в колодцеобразный двор гостиницы, где среди служебных машин, необходимых гостинице и ресторану техники и оборудования, упакованных в ящики, контейнеры и бочки, находился грязновский «форд» с мигалками.

— Как здесь насчет выхода? — поинтересовался Турецкий.

— У ворот есть пост. Говорят, все проверяют.

— Тебя тоже проверяли, когда въезжал сюда?

— Да ты что! — удивился Грязнов.

Как раз перед ними в воротах остановился фургон. К водителю подошел охранник в камуфляже. Водитель протянул ему какой-то лист, наверное путевку. Тот быстро пробежал глазами, что-то сказал и махнул рукой второму охраннику, который в это время открывал ворота.

— Ну вот тебе и точный ответ, — ухмыльнулся Грязнов. Охранник нагнулся к открытому окошку, увидел генеральский погон Вячеслава Ивановича и с небрежной почтительностью отдал честь, кинув ладонь к форменному кепи.

— Много машин сегодня выезжало со двора? — Турецкий подозвал его к своему окну.

Охранник подошел, посмотрел подозрительно, но, уловив разрешающий кивок Грязнова, отрапортовал:

— Учета мы, конечно, не вели, но подозрительного ничего не заметили. Также и незнакомых не было.

— Спасибо, — кивнул и Турецкий. А когда машина тронулась, сказал Грязнову: — Нельзя исключать, что это мог быть кто-то из своих. Из обслуги. Но выбирался он несомненно тут, иначе не было смысла тащить тот катафалк на колесиках в подвал. И форму свою бросать.

— Вообще-то, — отозвался Вячеслав, — можно проверить по путевкам. Примерно с двенадцати до часу, скажем. Кто выезжал, куда, зачем. Дай-ка мне трубку, — сказал он водителю и стал набирать номер, по которому сейчас должен был находиться его заместитель полковник Яковлев.

Высказав Владимиру Михайловичу свои соображения, Грязнов повернулся к Турецкому:

— Тут у тебя, Саня, противоречие.

— Какое? В чем?

— Если свой — зачем форму бросать? По ней же вычислить можно.

— Я вообще, а не о данном конкретном случае. В форме во двор он выйти не мог. Тем более — на машине отбыть. Это в том случае, если все обстояло так, как мы думаем. Но я не исключаю, что форма могла быть и украдена.

— Это ребята тоже выясняют… Но почему американцы не бьют во все колокола? Этого не понимаю!

— Может, они и бьют, да мы пока не слышим, — задумчиво ответил Турецкий.

ПЕРВЫЕ ЗВОНКИ

Колокола, оказывается, уже звонили…

Утром, когда Александр Борисович, повесив пиджак на спинку стула, открыв настежь окно и нещадно дымя сигаретой — что происходило всегда, когда требовалось заниматься бумажной волокитой, — сочинял постановление о возбуждении уголовного дела по признакам преступления, изложенным в статье 105 УК РФ, ему позвонил Грязнов: