Ищи ветер - [44]

Он поднял Монику без малейшего усилия, она казалась такой легкой, раненый лисенок, как же так, я стоял, пень пнем, еще несколько мгновений, такой сильный и такой ненужный. Раймон отнес ее на руках в грузовик, и мы помчались. Всю дорогу я стискивал зубы. Моя скомканная рубашка у Моники между ног на глазах меняла цвет, и это было страшно. Моника молчала. Я стискивал зубы так, что вылетали пломбы, мне хотелось спаять, срастить челюсти, чтобы никогда больше их не разжимать, не произносить ни слова.

«Наличие посторонних примесей в горючем». Таков был вердикт Управления транспортной безопасности три недели спустя. Написанное черным по белому это выглядит так безобидно. А посторонними примесями были частицы ржавчины от бака. Того самого бака, который я не сменил вовремя, сказав себе, что еще сезон прослужит, ничего страшного; а не сменил я его потому, что голубая краска обошлась мне в кругленькую сумму. В начале лета Моника, придя из школы, заглянула в счета. «Тебе ведь, кажется, надо было сменить бак?» — спросила она. «Это не горит», — вот что я ответил.

37

Дождь перестал. Это было первое, что дошло до моего сознания, когда я проснулся. Обмотав влажную простыню вокруг пояса, я вышел на галерею. Проморгал воспаленные глаза, привыкая к отмытому голубому небу — голубому, как огонь ацетиленовой горелки. Дул теплый, ласковый ветерок. Я открыл ставни, надел штаны и до полудня отлеживался в гамаке, давая отдых натруженным мышцам. Вряд ли сегодня я мог быть полезен Дереку. Что ему было нужно, так это тысяч тридцать долларов и бульдозер, но не повар.

Около двенадцати я оделся и пошел извлекать машину из болота, чтобы потом не пришлось выламывать ее из саркофага: ил быстро высыхал на солнце. К счастью, я всегда таскал в багажнике все необходимое для выкапывания машины из снега. Минут двадцать у меня ушло на то, чтобы вывести «Бьюик» на шоссе. Он был цел, только тошнотворно вонял мокрой псиной: вода просочилась внутрь. Кое-как усевшись на хлюпающее сиденье, я поехал в Новый Орлеан. Если вдуматься, воняло не просто мокрой псиной, а псиной, сутки просидевшей в садке с омарами. Бедный кабысдох.

Я провел остаток дня, бродя по рыночкам вокруг Сент-Джеймс-стрит, останавливался там и сям, сделал несколько простых, без затей, снимков седых и обтрепанных улыбающихся блюзменов и еще несколько — японских туристов, снимавших седых и обтрепанных блюзменов, которые недоумевали, что это я делаю. И больше не улыбались. Пока никто не видит решеток, вроде бы и зоопарк — не зоопарк. Только в третьем по счету магазине я нашел пленку два с четвертью для «Хассельблада». Стоила она, конечно, недешево, но я обратил внимание хозяина на истекающий срок хранения, намекнув, что просроченный товар он вообще не продаст, и обошелся малой кровью. Не то чтобы эта пленка была мне позарез нужна, но с пятидесятипроцентной скидкой я был бы полным идиотом, если бы не взял сразу несколько кассет. Там же я купил нужные инструменты и химикаты. Мне приглянулся замечательный набор мини-отверток, но с моими финансами это было бы сущим безумием. Скрепя сердце, я положил его на место и на всякий случай спросил хозяина, нет ли у него на примете покупателя на «Хассельблад». Он задумался, почесал бородку.

— Возможно… Какая модель?

— Пятьсот эль/эм, юбилейный выпуск.

— А линза в приличном состоянии?

— Карл Цейс… ни царапинки.

Вступать в торг я не собирался, так, прощупывал почву.

— А… сколько вы хотите?

— Четыре восемьсот, — рискнул я.

Его лицо расплылось в улыбке. Кажется, я немного продешевил.

— Я запишу ваш телефон? — спросил он, держа наготове ручку.

— У меня нет телефона. Вот, я взял вашу карточку… я сам позвоню.

Когда я был уже в дверях, он вдруг выскочил из-за прилавка и, нагнав меня, сунул в мой пакете покупками тот самый набор отверток.

— Надеюсь, вы позвоните мне… Меня зовут Пит, Пит Ричард. Вам записать?

— Не надо. Пит Ричард, я запомню. Я обязательно позвоню, лично вам, не сомневайтесь. Вы очень любезны, Пит, спасибо…

Я вышел на улицу, размышляя о том, как это мне удается на каждом шагу влезать в моральные долги. Просто талант какой-то, с ума сойти можно.

38

У Дерека тоже был выходной. Не считая кока-кольного холодильника, который затащили внутрь, все осталось как вчера: развалины ресторана в лужах грязи. Потоп кончился, но голубок с оливковой ветвью что-то заставлял себя ждать. Я пошел к Дереку и Джанин домой — двигало мной в основном чувство долга. Как-никак я, может статься, выручил для них сегодня четыре тысячи восемьсот долларов — неужто не заслужил за такую новость бутылочку пива?

Дерек выглядел скверно. Разило от него за версту — «Джим Бим», самая, по-моему, жуткая гадость, которую может влить в себя человек, — хуже, разве что, денатурат, и то еще вопрос. Я пробовал.

— Чего надо?… — еле выговорил он заплетающимся языком, открыв мне дверь.

— Да пивка думал выпить, но вот взглянул на тебя — и что-то расхотелось.

Он посторонился, давая мне пройти.

— Возьми пива, Джек… Возьми хоть все гребаное пиво, Джек, если хочешь… — буркнул он, дотащился до кресла в гостиной, сел и словно сразу забыл о моем существовании.