Исчезнувший поезд - [5]

Мой друг Борис, благодаря знакомству со мной, сразу расшифровал всю эту бюрократическую абракадабру. Во-первых, уже давно ходили слухи, что именно из спецотделения идут налево не какие-то там дефицитные лекарства, а настоящие наркотики. А во-вторых, мой друг Борис, как и превалирующее большинство советских интеллигентов, по ночам слушал Би-би-си. И не только музыкальные программы Севы Новгородцева, а и все подряд. Потому он хорошо знал, что кроется за словами «незаконный контакт».

Дело в том, что в киевской психушке диссидентов, как правило, не держали. Для них существовало специальное учреждение где-то на юге республики. Кажется, в Днепропетровске. Хотя и не уверен… Так вот, в тот год, когда все это творилось, в диссидентской психушке устроили капитальный ремонт. А больных поразбросали по нормальным больницам, где перебивался с хлеба на воду обыкновенный криминальный элемент, не связанный с политикой. И вот, воспользовавшись этой суматохой с переездами, переполненными палатами, сезоном летних отпусков и курсов повышения квалификации персонала, кто-то из временных отсидентов киевского спецотделения передал на волю свой дневник. Записи тайком вывезли за границу, где профессиональные антисоветчики подняли вокруг него большой тарарам, а в одной стране даже побили окна в советском посольстве.

Если бы диссиденты были постоянно прописаны в киевской психбольнице, то было бы кисло всем, начиная с главврача. А так только перевели в отделение для старых маразматиков всю смену, на чьем дежурстве все это случилось, плюс припаяли изрядный срок фельдшеру, который воровал наркотики. И тут оказалось, что после заслуженных наказаний в спецотделении возник острый дефицит врачебных кадров. Поэтому одну из дырок решили временно заткнуть моим другом Борисом. Конкретно – назначили временно исполняющим обязанности старшего смены с временной же доплатой за вредные условия производства.

– Вы не волнуйтесь, – сказали Борису. – Тех ненадолго откомандированных пациентов у нас уже забрали. Пускай они теперь свои «Записки сумасшедшего» по постоянному месту лечения пишут. Это уже не наша забота. Для вас, коллега, главное – привести в порядок выдачу и учет лекарств. А главное – контроль и дисциплина, дисциплина и контроль. Как только народ вернется из отпусков и курсов, мы вас положим, где взяли.

Слушал я своего друга-психиатра, слушал, а потом перебил:

– Я не понимаю, доктор, что вам мешает? Материально ответственным вас не назначили? Нет? Ну, так пусть они хоть все наркотики разворуют – обойдетесь легким испугом. Кроме подписки о неразглашении, вам больше никаких документов не подсовывали? Нет? И слава Богу! Вы мне лучше скажите: кто-нибудь посторонний в кабинете главврача был?

Сидел, отвечает, возле окна кто-то незнакомый в белом халате. Подтянутый такой, возможно, из Горздравотдела.

Вот теперь все стало на свои места. Ни главврачу, ни городской медицине Борисова расписка не нужна. Это единственная организация имеет такую пакостную привычку подстраховываться – Контора с Владимирской, которая напротив Министерства геологии. Тоже копает – и очень даже глубоко. Но, как говорят мои знакомые евреи, спрашивается вопрос: зачем тебе ехать на Куреневку в городскую психушку, если там уже нет твоих диссидентов? Вот тут мой зануда-друг перешел, наконец, к сути дела. Оказывается, «временно откомандированных» забрали, да не всех. Одна жертва капитального ремонта таки осталась в Киеве. Бориса сразу предупредили: этот больной никакого отношения к спецконтингенту не имеет, за решетку попал случайно, в результате ошибочного диагноза, а потому сейчас решается вопрос о переводе его в стационар к нормальным сумасшедшим. Мой друг сначала хотел пошутить на тему нормальных и ненормальных психически больных, но вовремя прикусил язык. Решил все выяснить самостоятельно.

Тут и начались чрезвычайно интересные дела.

Я уже, кажется, упоминал, что мой друг Борис – человек хороший. Но нудный. Он почему-то считает, что все его собеседники знают латынь на уровне профессора мединститута. А потому очень любит пересыпать свои рассказы выражениями именно на этом мертвом языке.

Я так ничего и не сообразил касательно диагноза того дяди, который случайно не в ту психушку попал. Говоря по-простому, у человека окончательно шарики за ролики зашли, и он стал буйно помешанным. В придачу – полностью потерял память. Нет, он не надевал штаны через голову, но своего прошлого никак не мог припомнить до того момента, когда его нашли посреди ночи на железнодорожных путях товарной станции «Максим Горький», той, которая на окраине Волгограда. Он стоял, хлопал глазами и спрашивал – а где это он очутился? Хотя пьяным не казался. Но когда станционные спросили у него, откуда он тут взялся, то услышали приблизительно такое: «Сел в метро, задремал, услышал сквозь сон, как объявляют его остановку, выскочил из вагона в последнюю минуту, оглянулся и увидел какой-то совсем незнакомый пейзаж». Железнодорожники отвели его в милицию, а та уже вызвала местную психбригаду. Потому что даже не специалист понял бы, что тут какая-то болезненная бредятина – откуда в Волгограде метро? В придачу, когда у дядечки поинтересовались, где он живет, он назвал улицу, какой в городе над Волгой не было даже с тех времен, когда он назывался Царицыным. Уже потом медицина специально проверила и установила, что, более того, – нет такой улицы ни в одном из населенных пунктов области. Тем временем найда, как заведенный, и дальше талдычил свое: сел в метро, задремал, проснулся, выскочил… вместо станции «Октябрьской» почему-то оказался на «Максим Горький»-товарной. В придачу, садиться в «скорую» не захотел, оказал сопротивление, пришлось силой вводить транквилизатор. В отделении психбольницы бушевал, вел себя агрессивно, требовал немедленно отпустить или хотя бы позвонить домой его родным. Опять-таки, называл номер телефона, которого в Волгограде не существовало, даже подстанции такой не было. В конце концов, заработал усиленный курс шоковой терапии. Как говорил об этом деле мой друг Борис, врагу такого удовольствия не пожелаешь.