Исчезнувшие - [7]

– Во! Идёшь как человек, а то всё охала.

– Я не всегда, я только когда ветки цеплялись.

– А теперь не цепляются? – задал вопрос Лось, и Надя не смогла ответить. Шла и улыбалась: Дима-Лось мало кого удостаивал похвалы, больше придирался и цеплялся, как те ветки. Или как репейник. Надя фыркнула. Лось тут же отозвался:

– Во! Весело ей. Битых три часа как кенгуру по деревьям лазаем, а она веселится. Молодец девочка!

Про кенгуру – это он здорово. Он всегда так шутит. Сейчас Виталик кинется его поправлять и объяснять ему про кенгуру, и будет веселуха. В группе всегда так. Неужели мы правда три часа идём? Значит, скоро уже привал. Хорошо-то как!

Гордеев постепенно оттаял, разговорился, на привале смеялся вместе со всеми, а смеялись они с завидной регулярностью. Вопросы решали по ходу дела и не сбавляя шаг, а проблемы… Да не было в группе проблем! То есть, они конечно были, у каждого, у кого их нет? Но на привале проблемы не обсуждали, а обсуждали фильмы, книги, походные маршруты, руководителей, туристов, что класть в котёл, что резать в салат… что отмочил Дима-Лось, когда покупал билет, как Васька-гитлер обаял контролёршу, и она ему простила «заячий» проезд… Было очень весело, а проблемы куда-то исчезали. Боялись веселья, наверное.

Толклись у костра, греясь живым огнём и мечтая об обеде, поскольку всем хотелось есть. Ждали, когда закипит вода в котлах. Обламывали с ёлок мелкие сухие веточки на растопку, они хорошо горят. Резали хлеб и всё что надо резать, разливали по мискам суп, подхватывали с «чайного» стола мятные пряники, красиво нарезанные ромбики тыквенного пирога и разноцветные мармеладины, обсыпанные сахаром. И радовались тому, что они снова вместе, что не зря прожит выходной, что нет дождя (если был, обедали под натянутым на четыре жердины полиэтиленовым пологом и радовались, что сухо, и можно нормально поесть).

Полутора часов вполне хватало и на обед, и на отдых. Они заливали кострище водой и отправлялись в путь. Дружно махали из окон электрички тем, кто выходил раньше, на вокзале долго прощались и всю неделю ждали субботы.

* * *

Уписывая котлеты с душистым картофельным пюре, которое у Антонины получалось волшебно вкусными, Гордеев рассказывал ей о походе, в патетических местах взмахивая вилкой. И спохватившись, лез в рюкзак: «Я тебе гостинец принёс, клюквы набрали сегодня».

Сидоровна отбирала у него рюкзак, подкладывала в гордеевскую тарелку котлетки и удивлялась. И чему человек радуется? Километров прошагал немерено, да по завалам, да по грязи осенней. Понесли его черти! Теперь вон сидит, ест как в последний раз, не наестся никак…

Черти были своими в доску, и несли Гордеева, можно сказать, на руках, а походы прибавляли сил и дарили душевный комфорт.

Не каждому руководителю так везёт, когда в группе такие люди. Виталий Герт, бывший горный спасатель, рассказывал байки о горнолыжниках и приносил фотографии, от которых у всех захватывало дух; Дима-Лось, бывший баскетболист, мог дать дельный совет и был негласным гордеевским замом; Надя-пианистка пекла замечательно вкусные пирожки; Васька Рыболовлев, душа компании, разжигал костёр с одной спички; двойняшки Юля и Люба умели играть на гитаре, и много чего умели, даром что девчонки совсем. И никогда не ныли, Гордеев это ценил в людях.

Была ещё Наталья Крупенова, старая дева (это сразу видно), лет за сорок. Была ещё Лера Голубева, голубиная душа, малоежка и каприза, каких поискать. Из-за неё суп в группе варили, предварительно сняв с тушёнки жир (добавляли в миски желающим, по кусочку), а салат ей накладывали первой, после чего заправляли майонезом и солью и раскладывали по мискам. Лера ковырялась в салате с видом мученицы, брезгливо отодвигая кусочки колбасы. Колбаса свежая, вкусная, все едят-нахваливают, ей одной не нравится.

– Тебе что, есть ничего нельзя? И жир нельзя, и колбасу? Желудок болит, да? Гастрит? Панкреотит? Ты худенькая такая, в чём душа держится… Голубиная душа!

– Какой ещё панкретин? Сам ты кретин!– выворачивала «голубиная душа». – Ничего у меня не болит, и мне всё можно. Просто я не хочу.

Лера уходила от костра, чтобы не приставали, и примостившись на брёвнышке, ела свой салат. Без соли и без масла. И бревно сырое, а она на него уселась.

– Лер, простудишься, иди к костру, холодно же, – звала Наталья.

– Не простужусь, я на подпопнике сижу (туристский слэнг: пенополиуретановый коврик-сидушка, не пропускающий холод), – неприязненно отзывалась Лера. Потому что бревно сырое, салат холодный, а костёр далеко, и чего привязались?

– Лерочка, а давай я тебе сметанки положу, вместо майонеза? – предлагала Надя, и слышала в ответ:

– Не надо. Мне и так вкусно. Слушайте, дайте спокойно поесть, а?

Гордеев показывал Наде кулак, та испуганно замолкала, Лера, замёрзнув, возвращалась к костру, хватала миску с горячим супом и лезла с ней чуть не в костёр. Ненормальная. Стоя ест, как лошадь.

– Что ты стоя, как лошадь ешь. Сядь!

– Не хочу, у меня спина замерзает.

– А ты спиной к огню садись.

– А тогда впереди всё замерзает, и руки, не могу же я в перчатках есть! Отвали, надоел.

Голубиные капризы никому, в принципе, не мешали. Лера тихонько призналась Гордееву, что профессионально занимается танцами, и её капризы вовсе не капризы, только вы… только ты никому не говори.