У каждого человека есть любимое увлечение, хобби, пунктик, бзик. Моим бзиком были лыжи. Каталась я на них лет, наверное, с трёх, потому что с четырёх уже прыгала с трамплина, через раз приземляясь на пятую точку. Мы жили в получасе ходьбы от Лосиного острова, так что годам к десяти я могла проехать по нему с закрытыми глазами безлунной ночью: я знала каждую аллею и каждый поворот.
Лес называют зелёным морем. Лосиный Остров напоминал океан. Подступая вплотную к жилым домам на северо-востоке, он тянулся на запад – до Сокольников. Дальше не пускала Москва. Зато на востоке было раздолье: зеленые молчаливые волны перехлёстывали через кольцевую автодорогу и разливались безбрежным океаном до самого Болшева. В черте города, со стороны жилого массива Лосиный остров представлял собой лесопарк, нарезанный просеками на геометрически правильные квадраты. За кольцевой дорогой лес был другим – не притворялся пешеходной зоной, не предлагал присесть на лавочку, не изобиловал табличками с названиями просек. И обещал нечто неведомое. Таким, настоящим, он нравился мне гораздо больше.
Кататься одной за МКАД (московская кольцевая автодорога) мне строго запрещали родители, да и в лесопарке разрешали кататься не дальше лесничества, и каждый раз, проезжая мимо, я усмехалась: кто же узнает? И со спокойной совестью, то есть с полным её отсутствием, ехала дальше – чёрт знает куда! Но «настоящий лес» оставался мечтой. Два раза мечта сбылась – я нагло позволила себе «нелицензионный прокат» за МКАД, не в силах противиться чарам незнакомого маршрута. Не знаю, как я там не заблудилась…
Это так и осталось во мне – ожидание тайны, обещание чуда. Осталось до сих пор. И теперь, через годы, я каталась в лесу за кольцевой дорогой с чувством упоительного восторга и радостного холодка в груди. Я люблю кататься одна, чтобы только я и лес, компания мне не нужна.
Компания мне не нужна, маршрут я знала (выбрав его из многих и не сворачивая на пересекающие лыжню просеки – уведут неведомо куда) – по берёзовой аллее со свистом ветра в ушах и мельтешением морозно-белого, берёзово-морозного, берёзово-светлого… Потом по извилистому руслу речки с неизвестным мне названием (я назвала её – Петелька), укрытому пушистым снегом. Тепло ей под ним, наверное, вот и спит до весны, думала я, мчась по извилистому снежному коридору со снежными пологими стенами. И каждый раз удивлялась, когда начиналось поле – большое, как стадион, заросшее пушистыми метёлками неведомых цветов – подарок зиме от щедрого лета. Это было красиво – солнечно-светлый простор, солнечно–рыжее поле и перламутровый солнечный диск в холодно-голубом небе.
Воздух казался мне сладким, как мороженое, и я глотала его как мороженое – большими кусками. Солнце отражалось от слюдяного наста, распадаясь на миллиарды ослепительных искр. Ветер пах арбузной свежестью и пытался залезть под штормовку. Но мне не было холодно, от холода я умею убегать, согреваясь на ходу. Солнце гладило меня по щекам тёплыми лучами, и щекам было невыразимо приятно. Объехав поле по периметру, я возвращалась обратно по тому же маршруту, вполне довольная собой, наевшаяся–нахлебавшаяся вдосталь – солнцем, ветром, счастьем и свободой, которая уже не умещалась в сердце. В непреходящем ожидании тайны, которую лес не торопился мне открывать, но ведь когда-нибудь – откроет?
За кольцевой дорогой катались немногие: об этих местах ходила дурная слава. И убивали там, и в болоте тонули, и пропадали будто бы люди. Говорили – аномалия, патогенная зона, дурные места. Я не верила в эти выдумки. Людям свойственно лгать, вот и сочиняют сказки.
Мне нравилось кататься за кольцевой. Перейдёшь дорогу и попадёшь в настоящую тайгу, безлюдную, глухую, обманчиво-тихую. Но лыжня проложена – значит, катаются. А что не встретился никто – это хорошо, лыжню уступать не надо, можно ехать на хорошей скорости. Заблудиться здесь сложно, кольцевую дорогу слышно далеко, постоянный гул машин – отличный ориентир. Если не знаешь куда повернуть – выбери подходящую лыжню, и выедешь на МКАД.
В тот день с самого утра сыпал снег. Ближе к полудню изящно–прозрачные снежинки сменились пушистыми хлопьями, воздух загустел и наполнился снегом, и вместе с ним сгустилось время, которое, говорят, не останавливается. Врут. Оно всё-таки остановилось, зачарованное снегопадом, завороженное, заколдованное, уснувшее.
Но – не я! Ослепшая от метели, я мчалась по незнакомой просеке, по проложенной кем-то лыжне, которая куда-нибудь да приведёт. Вы спросите, как я на ней оказалась, ведь сама говорила, что заблудиться здесь невозможно. Но я умудрилась заплутать: знакомая лыжня вдруг оказалась незнакомой. Повернула на шум дороги, который слышался со всех сторон – иногда метель играет такие вот шутки…Резонирует, то ли? Хотя какой резонанс – снег наоборот глушит звуки… Ох, не знаю… И тут как нарочно повалил густой снег, лыжню засыпало мгновенно, я не успела удивиться, как оказалась одна в чистом поле. В лесу, то есть. Ни лыжни под ногами, ни просвета, даже машин не слышно – снег глушил звуки, опутывал белой тишиной, нашёптывал в уши: «Ш-шшш, тиш-шше, не спеш-шши, отдох-шшш-шни, подо-шшш-жди, слыш-шшь?»
