Исчезнувшие близнецы - [77]

– Брось, Лиам. Она не бредит. Она героиня. Каждое слово в ее истории пронизано правдой. Комар носа не подточит. Возможно ли, что после стольких лет она приукрашивает историю? Путает даты? Время? Не помнит, как разворачивались определенные события? Такое могло быть, но не в этом случае. Она помнит каждую подробность, и одно событие у нее четко следует за другим. Странно? Да. Но мы же говорим о холокосте. Что может быть более неправдоподобно, чем это?

– Более неправдоподобно? Что два разумных человека решили, будто можно выбросить из окна идущего поезда двух младенцев и рассчитывать при этом, что они выживут?

– Они сделали это, чтобы спасти близнецам жизнь. Это был единственный шанс, их бы убили через несколько часов. И все это отлично понимали. Мать прикрепила бумажку с адресом к пеленкам малышек и выбросила их в поле из медленно двигающегося поезда. У них был шанс выжить. Маленький, но шанс. Если бы их привезли в концентрационный лагерь, у них бы не было и его.

– Именно так Каролина поступила со своей собакой Мадлен. Позволила оставить ее в поле.

Кэтрин кивнула:

– Лучше так, чем отдать нацистам, чтобы ее убили. Ты прав. Лена рассказывала, что Каролина сидела словно в ступоре и бормотала «Мадлен» до того, как выбросить малышек. Ты все правильно понимаешь.

– Не знаю, понимаю ли я. Она не просто оставила их, она выбросила их через окно.

– Ты прекратишь это повторять?

– Нет, послушай меня. Каролина выбрасывает своих детей в окно поезда в 1943 году где-то посреди полей Польши. Какова бы ни была причина, Лена чувствует, что обязана найти их, но ждет целых семьдесят лет, прежде чем нанимает меня. Я все правильно излагаю?

– Нет. Лена сама выбросила одну из девочек. Она чувствует за собой вину. И она пообещала Каролине, что вернется, найдет близнецов и расскажет, как их любили и что их никто не бросал. Она поклялась.

– Где проезжал поезд, когда они выбрасывали детей?

Кэтрин покачала головой:

– Она не знает. Где-то между Хшанувом и Гросс-Розен, который теперь называется Рогозница, в Польше. Это километров триста пятьдесят.

Лиам воздел руки вверх:

– Километров триста пятьдесят! Но почему именно сейчас? Ведь Лена выжила. Она могла бы поискать их после окончания войны. И в любое время после. И что случилось с Каролиной?

– Я пока не знаю, что произошло с Каролиной, но думаю, что она этого не пережила. А что касается того, что Лена хочет разыскать их сейчас – это вопрос вопросов! Тому есть причина, Лиам. Это та нераскрытая тайна, о которой я постоянно твержу.

Лиам покачал головой:

– Без доказательств, что ее история – правда, ты чертовски долго будешь судиться с Артуром. Возможно, никакой манией она не страдает, но с уверенностью могу сказать, что у Лены все признаки навязчивой идеи. Разве врач не говорил тебе, что если идея заполняет всю жизнь человека, то это может быть симптомом психического расстройства?

Кэтрин кивнула:

– Говорил.

– И как ты намерена держаться завтра перед судьей Петерсоном? – поинтересовался Лиам.

– Стоять на своем. Он не имеет права заставлять раскрывать то, что сказал клиент адвокату.

– Лена не хочет отказываться от своего права?

– Я даже не стала ее просить. Она говорит правду, Лиам. Я точно это знаю.

Лиам закрыл глаза и покачал головой:

– Понятия не имею, как она хочет, чтобы я нашел этих детей. Даже если ее история чистая правда. Без доказательств это дело не выиграть. Оно может закончиться плачевно для Лены. И что еще хуже – тебя посадят в тюрьму.

– Я знаю, ты расстроен. Но не сдавайся. Пожалуйста! Посмотри, не сможешь ли раскопать что-нибудь о женщине по имени Мюриэль Бернштейн. Она училась в Кракове на медсестру в 1939 году и тоже ехала в Гросс-Розен. Она была вместе с подругами. А еще поищи семью по фамилии Шульц в Регенсбурге, Германия. Возможно, девочки оказались там. Это фамилия семьи Зигфрида. Любой из этих людей мог бы подтвердить историю Лены.

– Зигфрид? Как в опере? В Германии живет миллион Зигфридов! А Шульц?! Ты не могла назвать более распространенную фамилию? Это как выслеживать человека с фамилией Смит в Америке. Не говоря уже о том, что Бернштейн тоже довольно популярная фамилия.

– Слишком сложная задача для великого Таггарта?

– Я этого не говорил.

Глава тридцать шестая

Кэтрин крутилась и вертелась всю ночь и встала еще до рассвета. Лиам как раз варил кофе, когда она вошла в кухню.

– Прости, что разбудила, – извинилась она. – Никак не могла заснуть.

– Я заметил. Что это у тебя?

– Сумка, а в ней зубная щетка, туалетные принадлежности, лекарства.

– Ты шутишь? Кэт, я не могу этого допустить! Ты беременна, к тому же в группе риска. Ты же не собираешься провести ночь в камере тюрьмы графства Кук?!

– Во-первых, риск не так уж и высок. Во-вторых, не ты принимаешь решения. Я встречаюсь с Уолтером в половине восьмого. Он все еще верит, что Петерсон отступит. Уолтер не может припомнить, когда в последний раз адвоката отправляли за решетку за отказ обнародовать сказанное клиентом. Как бы там ни было, он уверен, что апелляционный суд не поддержит это решение.

– Апелляция может занять недели, даже месяцы.

– Лиам, для чего мы вообще это обсуждаем? Ничего нового ты мне не скажешь. Я понимаю, что ты беспокоишься, и прости, что заставляю тебя нервничать. Но я искренне верю в то, что делаю, и мне очень нужна твоя поддержка. – Она обняла его за шею. – Это, возможно, самое важное, что я сделаю в жизни. Такие, как Лена… Да во мне храбрости меньше, чем у них в мизинчике! Я отстаиваю свои убеждения. Я выполняю свою работу. И если, чтобы защитить Лену, я должна противостоять судье Петерсону – что ж, так тому и быть. Я не дам Артуру повода отобрать у матери независимость и поместить ее в дом престарелых. Ее нельзя снова лишить свободы.