Исчезновения - [4]

– Что это? – Он поднимает глаза от рисунка, хмурясь.

– Мамино кольцо. Она отдала его мне, – лгу и быстро расстегиваю цепочку, чтобы вместо маленькой подвески в виде сердечка повесить кольцо. Оно стучит о пуговицы платья.

– Следующая остановка ваша, – звучит резкий голос позади меня, так близко, что я подпрыгиваю. Дыхание проводника отдает запахом кофе, наполняя им воздух вокруг нас. Я не видела никаких признаков города с тех пор, как резко проснулась, а поля тянутся бесконечным полотном за окном, только иногда прерываясь фермой или сараем. Гарднер, где я выросла, – маленький городок, а здесь меня словно выкинули посреди океана. Океана выжженных солнцем золотых кукурузных стеблей.

– Финальное слово, – говорит Майлз, ставя ботинки на сиденье рядом со мной и закрывая блокнот, – давай.

Я играю застежкой пятнистой заколки. «Финальное слово» было маминой игрой, и я не уверена, что когда-либо захочу снова в нее играть. Каждый километр на этом поезде, каждая минута увозит меня все дальше от моей старой жизни. Жизни, которой я все еще хочу жить.

Незаметно ко мне приходит мысль, она звучит в голове маминым голосом: «Этот корабль уплыл, милая. Теперь тебе остается либо утонуть, либо сесть на другой».

Положит ли кто-нибудь цветы на ее могилу, пока нас не будет?

Хотя я не особо задумываюсь, ко мне внезапно приходит гениальная мысль.

– Мое финальное слово «палимпсест»[1], – говорю и с триумфом защелкиваю заколку.

Майлз откидывается назад на сиденье.

– Никогда не слышал такое слово. Ты его, скорее всего, придумала.

– Нет, не придумала. Ты знаешь выражение tabula rasa?

Он смотрит на меня непонимающе.

– Мы начинаем с чистого листа, но не оставили полностью наше прошлое.

Он жует щеку, словно пытается понять, верить ли мне.

– А твое какое? – спрашиваю сквозь шум тормозов поезда. Стеганое одеяло полей превращается в мощеные улицы центра маленького городка.

– Мое финальное слово – «покинутый», – говорит Майлз.

– Как драматично.

– Хорошо. Тогда пусть будет «авантюра». Красивый синомим для приключения.

– Хорошее слово, – признаю я. – Ты выиграл. – Это сильное финальное слово, особенно для восьмилетки – даже если бы я изначально не собиралась позволить ему выиграть. – Хватай сумку.

Брови Майлза изгибаются дугой, а потом его зеленые глаза прищуриваются.

– А что будешь делать, если я не сойду? – спрашивает он.

– Сойдешь, – говорю, поднимая его сумку вместе со своей, и притворяюсь, что они не такие тяжелые, как на самом деле.

– Никто бы не винил меня, знаешь ли, – говорит он, но двигается по проходу к дверям. – Моя мама только что умерла.

– Правильно, ведь я вообще не представляю, что это такое, – говорю и, когда Майлз останавливается на ступеньке поезда, подталкиваю его. Потом сама делаю глубокий вдох и ступаю на платформу.

Только два человека ждут в тени под навесом станции: женщина средних лет и, как мне кажется, ее сын. Помню миссис Клиффтон с похорон мамы. Она была единственным человеком не из Гарднера, поэтому выделялась среди расплывчатой вереницы скорбящих, которые приходили в тот день. Она держалась официально, когда взяла меня за руку.

– Матильда Клиффтон. Я была лучшей подругой твоей мамы с детства, – объяснила она, и я узнала ее имя.

– Мама всегда любила получать от вас письма, – сказала я ей и уже собиралась поздороваться с другим человеком, как неожиданно она меня обняла, словно не могла уйти, пока не сделает этого.

Я слышала, как она предлагала отцу помочь чем сможет. Думаю, она, вероятно, не предвидела, что я и Майлз сойдем здесь с поезда три недели спустя.

– Привет! – зовет миссис Клиффтон, делая к нам шаг. Она сменила траурное платье из черного крепа на костюм цвета сливы и шляпку в тон. Ее рыжие волосы собраны в аккуратный пучок. И она красивее, чем я помнила. Но, может, это просто из-за того, что сейчас она улыбается.

– Добро пожаловать! – говорит она. – Айла, видеть тебя здесь – все равно что вернуться назад во времени. Ты так похожа на Джульет во времена нашей юности.

– Спасибо, – говорю. Я благодарна ей за то, что она может произносить имя мамы и мы все еще способны говорить о ней. – Вы, должно быть, помните моего брата Майлза.

Майлз протягивает руку:

– Майлз Куинн, – повторяет он официально, когда миссис Клиффтон берет ее. Гель отца испарился, и чуб Майлза торчит как позабытый пучок травы.

– Добро пожаловать, Майлз. А это мой сын Уильям. Он возьмет ваши сумки, – говорит миссис Клиффтон.

– Уилл, – говорит парень, протягивая руку. На вид он примерно моего возраста. Темные волосы немножко длинноваты, и я не могу не заметить, что они прикрывают кончики его ушей. Его зубам немного тесновато во рту, а таких голубых глаз я не видела раньше ни у кого.

Он в своем роде красив, что-то среднее между неряшливым и эффектным.

– Итак, это Стерлинг? – быстро говорю, осматриваясь.

– Вообще-то, нет, – отвечает миссис Клиффтон. – До Стерлинга еще достаточно долго ехать, но это самая близкая к нам станция. – Она бросает взгляд на темнеющее небо. – Нам бы постараться обогнать дождь.

Уилл берет наши сумки у носильщика, а миссис Клиффтон ведет к «форду» с кузовом и деревянными бортами, такими гладкими, что они кажутся глазированными.