Исчезновение Ивана Бунина - [30]

– Если вернуться к Англии, удостоенной высокой чести в декабре прошлого года, я почти уверен, что к западу от Ла-Манша Нобелевскую премию воспринимают с достаточно холодным равнодушием. Франция и Германия – совсем другое дело. В этих странах ее присуждение встречает живейший интерес.

– Вы хотите сказать, что Нобелевский комитет стремился поднять престиж премии в Соединенном Королевстве?

– Вы все поняли верно. Добавлю лишь, что Англия в самом деле богата талантливыми писателями.

– Кого вы имеете в виду? Лоуренса, Хаксли или Элиота?

– Нет, эти пока слишком молоды. Я бы назвал Герберта Уэллса и Гилберта Честертона.

– Тогда почему лауреатом стал Голсуорси, а не Уэллс, который, как мне кажется, превосходит его талантом?

– Голсуорси основал ПЕН-клуб и был его первым главой. Полагаю, это обстоятельство сыграло в его пользу. Комитет принял во внимание международный характер его деятельности.

Хозяин таверны подошел к ним принять заказ, и Коллонтай высказала пожелание отведать какие-нибудь блюда национальной шведской кухни.

– Может быть, все-таки французской?

– Нет-нет. Поверьте, я отлично знакома с французской кухней – у меня столик в «Гранд-отеле». Пусть будет что-нибудь другое. Этой осенью я достаточно насладилась петухом в вине и сыром бри-де-мо.

Коллонтай заколебалась: моллюски или фрикадельки?

– Рекомендую жареную лососину и овощной суп, – заметил хозяин таверны.

– Тогда, пожалуй, филе судака с артишоками и капустой. Будет по-скандинавски?

– Вполне, – заверил ее Лагерквист. – Мне то же самое. И вашего лучшего вина.

С болтовни о писателях Пер Лагерквист переключился на расспросы Коллонтай о ее дипломатической работе. Ему явно не хотелось возвращаться к обсуждению вопроса о Нобелевской премии. Коллонтай, смеясь, поведала, что одной из самых странных проблем, которые ей пришлось решать в Стокгольме, был, например, импорт в Россию шведской свинины. Она взялась за дело со всей решительностью и дошла до самого Сталина. Тот неожиданно проявил к этой истории интерес и дал ей зеленый свет.

– И впрямь удивительно! – обронил Лагерквист.

Но вот о чем Коллонтай предпочла умолчать, так это о том, сколько сил она приложила, чтобы не допустить приезда в Стокгольм Льва Троцкого. Сосланный в Турцию создатель Красной армии и бывший председатель Реввоенсовета был заклятым врагом Сталина. Москве удалось – при содействии Коминтерна и не брезгуя никакими средствами – сорвать его поездку по странам Европы, приуроченную к празднованию пятнадцатой годовщины революции, и Троцкий так и не добрался почти ни до одной столицы.

Коллонтай похвасталась также своими успехами в финансовой сфере: благодаря тесным контактам с Пером Альбином Ханссоном она добилась возвращения из Швеции русского золота на сумму десять миллионов долларов, которое Временное правительство Александра Керенского в период своего краткосрочного пребывания у власти разместило в шведских банках.

– Именно этому я обязана своей продолжительной дипломатической карьерой. Сам Сталин сказал, что я совершила подвиг. Если бы не это золото, не знаю, где я была бы сейчас.

Лагерквист ответил на ее откровенность смущенной улыбкой и закурил новую сигарету.

– Но вернемся к Нобелевской премии, – предложила Коллонтай. – Я хотела бы прояснить вам позицию моего правительства.

Лагерквист слушал Коллонтай с неподдельным интересом. Писатель оценил ее свободное владение шведским языком и подробные описания ее ужинов с академиками. С большинством из них Лагерквист был знаком и отлично знал, что все они оставались абсолютно глухи к риторике советского посла.

В какой-то момент Лагерквист почувствовал, что его собеседницей владеет непритворное отчаяние. Он продолжал внимательно прислушиваться к ее словам. Коллонтай призналась, что награждение Бунина будет воспринято в СССР как своего рода casus belli. Лагерквист удивился. Он не предполагал, что дело настолько серьезно.

Коллонтай прервала свою речь в защиту советской литературы и напрямую спросила, на какой способ решения этой проблемы намекал Лагерквист во время их интимной встречи на острове Кунгсхольмен.

Глава 15

Лагерквист не заставил долго себя упрашивать и рассказал о племяннике Альфреда Нобеля Эмануэле Нобеле. Этот богатейший человек когда-то жил в России и приобрел большую известность, а вместе с ней и влияние на Шведскую академию.

– Но ведь Эмануэль Нобель скончался в этом году? – уточнила Коллонтай.

– В самом деле. Совсем недавно. И это обстоятельство как раз может сыграть в вашу пользу.

– Но каким образом?

– Дядя Эмануэля, Альфред Нобель, назначил его своим душеприказчиком. Этим объясняется его огромное влияние на Нобелевский комитет. Исполняя предсмертную волю дяди, он сделал все, чтобы скомпрометировать кандидатуру Горького и способствовать выдвижению Бунина.

– Как интересно!

– В Эмануэле Нобеле говорило чувство мести. Ненавистные ему Советы национализировали нефтяные прииски в Баку, принадлежавшие его семье, а это было одно из крупнейших в мире предприятий по добыче нефти. Во всяком случае, в Европе крупнее его не существовало. В результате политических потрясений в России Нобели лишились значительной части своего состояния.