Исчезновение - [36]

– Дочка, откуда такой пессимизм? Столько лет Россия одним человеком управлялась, теперь другой придет, неужели все как прежде.., – Кира Васильевна встала, чтобы убрать грязную посуду, и остановилась с тарелками в руках.

– Я же говорю – режим поменяется, но не кардинально, новые силовики придут, которым тоже пожить по-человечески захочется, миллионы захапать, виллы построить, деток в Лондоне поучить.

– Сталин умер, Никита пришел, и сразу оттепель наступила, так и сейчас может произойти.

– И сколько та оттепель просуществовала? Лет восемь, не больше. А что потом, мама, ты хорошо помнишь?

– Я в шестьдесят четвертом родилась, как я могу помнить…   Ну, бровастый пришел…

– Вот именно. Сейчас никакой оттепели не предвидится, капельку народ согреют и снова на мороз. Народу не оттепельнужна, в гробу он ее видел, ему жратва нужна подешевле, чтоб карточки чем отоварить было, и зарплаты повысить, пенсии, а денег-то нема. Тебе, мама, на пенсию через три года, теперь женщины в шестьдесят три выходят, какая пенсия у тебя будет? Ты на нее сможешь прожить? То-то и оно.  Мы с мамой две нищенки – доктор и училка. Если бы не отец и не его редкая (хмыкнула) профессия, труба  нам.., но не нефтяная, – сострила и  хлопнула брата по руке.

Владик налил полную рюмку коньяка и залпом выпил.

– Не пей, тебе машину вести, – остерегла Кира Васильевна.

– Светка поведет, мы договорились. Могу я выпить раз в жизни по случаю приезда отца… Не часто видимся, в последнее время совсем редко. Кстати, что с твоей работой будет, не станешь ли безработным, на пособии? – и он захохотал, довольный шуткой. Никто его не поддержал.

Вот и у сына в голове то же самое крутится,  подумал Яков Петрович, а ведь не знает, что стряслось в стране, в каком я особом положении, из которого нужно выпутываться, выход искать, но есть ли выход этот…

Альбина решила не отставать от брата и тоже выпила полную рюмку.

– Сколько людей могли бы его остановить, но не остановили, – слегка осоловело, с вызовом. – Каждый раз встречались  ему люди, которые на сделку с совестью шли. И так – до Кремля. Последнюю сделку Борис Николаевич.., наверное, в гробу, не переставая, вертится… Помните, была такая старушка, депутат питерский Салье Марина, ну, старушкой она не всегда была, но запомнилась почему-то старой, так вот она говорила: “Не допускайте компромиссов с совестью – потеряете все”. Она про ВВ все знала, даже больше, чем он сам, досье ее про его делишки в Питере лет на двадцать лагерных тянуло, но отмазали  от уголовки дружки-приятели и просто без совести и чести начальники… Старушка давно померла, последние годы в деревне с сестрой жила, подальше от ока государева. Удивляюсь, как он ее не уконтрапупил в отместку…   Главная мысль ее завещания, читала об этом:  нужно вспомнить, кто, когда и за сколько свою совесть продал и расстелил красный  коврик для ВВ.  И что теперь – уйдет на покой, на полное гособеспечение, наконец-то денежки свои немеренные начнет тратить. Его судить надо за все…

Яков Петрович слушал и ни один мускул в лице не дрогнул; наедине с собой он постоянно думал над этим, но надо было случиться тому, что случилось, чтобы увидел разверзшуюся бездну, в которую ступил одной ногой, невидимая сила притяжения удерживала ногу, не хватало сил выдернуть и бежать от края бездны сломя голову.

Он поднялся из-за стола и вышел наружу, воздух обдал волной пряной свежести, невестка с детьми играла в мяч, он присоединился, Ниночка и мальчишки бегали взапуски, он пробовал соревноваться, ловил их, тискал, целовал,запыхавшись, останавливался, закатывался смехом счастливого человека, отринувшего тяжелые мысли, но стоило оглянуться, как наметанным глазом видел пару прятавшихся за обезлиственными деревьями фигур, и тут же возвращался в пугавшую неопределенностью реальность.

 – Отец, на пару слов, – попросила дочь, и они уединились на опустевшей веранде; стало прохладно, надели куртки, Яков Петрович – свою любимую старую  джинсовую, на подкладке, из того времени, словно специально дожидавшуюся на даче напоминанием о минувшей жизни вне Резиденций.

–  Что происходит? –  с места в карьер, натянув поводья, взяла дочь. – По  зомбоящику наблюдаю ВВ, нечасто, к счастью, балует своим появлением, однако ж раз в неделю непременно. И указы его какие-то странные, непохоже на него вдруг поменяться, таких и могила не исправит. Я что-то подозревать начала, специально вглядывалась в экран, ловила  оттенки выражения, ужимки, манеру банальности произносить – и знаешь, к какому выводу пришла? Не он это, все время, постоянно – ты, я же твоя дочь, кому как не мне отличить…

– Ну и что? ВВ не в лучшей форме, нездоров, иначе хрен бы кто заставил его на покой уйти. Вот у меня и прибавилось работенки.

– А что у него, рак?

–  Понятия не имею, об этом не принято говорить.

– Не лукавь, отец. – Все-то ты знаешь. Неужто болезнь так далеко зашла, что ВВ сам ни разу не появился в зомбоящике, а везде ты…

– По поводу болезни, поверь, не имею никаких сведений.

– Слушай, его же хорошие доктора осматривали, и не только наши, он о здоровье своем пекся, намеревался жить сто лет на нашу голову…  Внезапно ничего случиться не могло, рачок  бы на ранней стадии выявили, тестами разными, я же медик, знаю, аппаратура в Кремлевке западная, самая передовая.