Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией - [44]

В течение следующей недели учебы не было ничего интересного, а потом шаман внезапно уехал. Поль остался скучать в деревне. Но через три дня внезапно заболел один пожилой индеец, и когда его состояние ухудшилось до предсмертного, его родственники пришли звать Поля совершить сеанс лечения. Поль попал, конечно, в неудобное для себя положение, но уже убедившись в диком упрямстве и дремучей темноте своих соплеменников, он не стал спорить, а пришел провести сеанс. Он умел, в сущности, делать только один танец, петь только одну «песню духов» и знал единственный трюк с выплевыванием кровавого комка, и все это он сделал, дождавшись вечера, в доме своих соседей.

И на следующий день больному стало гораздо лучше, а еще через несколько дней он выздоровел.

Все племя поспешило выказать новоиспеченному шаману свое уважение. Поль злился на дурацкие обстоятельства и хотел побыстрей уехать. Люди просили его не уезжать, хотя бы пока не вернется их главный шаман. Вместо развенчания суеверий Поль, получалось, сам же их поддерживал.

Еще через неделю молодой охотник разбился о камни, неудачно прыгнув с дерева, его принесли в деревню в сильнейшей горячке, и лихорадка продолжала трясти его, хотя раны были не очень опасны. Поля позвали пошаманить около больного, и он опять собрался и сделал все то, что умел – позвенел бубенцами, повыл какую-то белиберду и выплюнул на ладонь комок камыша с собственной кровью. Конечно, делалось это все в кругу индейцев, которые били в ладоши и вообще всячески его поддерживали. На следующий день молодой охотник проснулся с нормальной температурой, лихорадка его отпустила, а авторитет новоиспеченного шамана вырос чрезвычайно.

На третий сеанс Поля позвали в соседнее племя, которое прослышало о новом могущественном шамане, который был уважаем даже среди белых людей. Там умирал богатый человек, а местный шаман лечил его уже трижды, но без толка. Поль приехал в другую деревню и совершил свой обряд. Через два дня больной стал выздоравливать, а Поля едва не носили на руках. Его умоляли погостить еще хоть немного.

Ночью к нему тайком пришла дочь местного шамана – уже пожилого человека, который на сеансе исцеления наблюдал за Полем издалека. Она поклонилась ему так, как кланяются мужу, и передала великую просьбу ее отца поделиться секретом работы. Поль сказал, что ничего не обещает, но вначале он хочет, чтобы ему были раскрыты секреты работы ее отца. Женщина подробно и толково описала Полю основной трюк местного шамана. Как и ожидал Поль, это опять оказалось нехитрое техническое приспособление – только «извлеченная болезнь» в этом случае падала с крыши, куда пряталась заранее в ходе очищающей церемонии. Он внутренне ликовал.

А дочери шамана он ответил вот что: «Ступай и скажи своему отцу, что он – шарлатан, который обманывает людей. Я же, в отличие от него, настоящий шаман. Я действительно достаю из больного его болезнь, здесь нет обмана, мои духи-помощники приносят мне ее прямо в рот. Я ничем не могу помочь вам в обмане людей, да и не хочу».

Утром стало известно, что старый шаман со своей дочерью исчезли из деревни. Все племя просило Поля быть шаманом-защитником, и он согласился. В его родную деревню прежний шаман так и не вернулся, так что Поль оказался шаманом для двух соседних племен. Он так и не вернулся в Монреаль.

Эту историю он записал и издал по-французски сто лет назад.

***

Но – пусть. Пусть я дурной человек. Я вообще замечаю: если человеку по утрам бывает скверно, а вечером он полон замыслов, и грез, и усилий – он очень дурной, этот человек. Утром плохо, вечером хорошо – верный признак дурного человека. Вот уж если наоборот – если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение – это уж точно человек дрянь, деляга и посредственность. Гадок мне этот человек. Не знаю, как вам, а мне гадок.

Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и заходу тоже рады – так это уж просто мерзавцы, о них и говорить-то противно. Ну уж, а если кому одинаково скверно – и утром, и вечером, – тут уж я не знаю, что и сказать, это уж конченый подонок и мудозвон. Потому что магазины у нас работают до девяти, а елисеевский – тот даже до одиннадцати, и если ты не подонок, ты всегда сумеешь к вечеру подняться до чего-нибудь, до какой-нибудь пустяшной бездны…

Такие дела.

Говорят, что есть четыре пути, и сдается мне, что я свой путь знаю. Говорят, что есть пути воина, целителя и учителя – и это все не мое. Не то чтоб мне не хотелось воевать, лечить или проповедовать – иногда очень даже хочется, но потом проходит день, и уже не тянет. Я могу без этого. А вот четвертый путь – путь видящего – это мое родное. Что делает видящий? Он видит правду и он рассказывает ее. Воин, учитель и врач – те довольно много врут, не со зла, а просто по своей природе. У них есть цели, а цель искажает видение.

У меня нет цели. Когда я был в сумасшедшем доме, я помню, что ходил среди разных людей, и все они что-то делали, каждый охваченный своим огнем, даже те, кто застыл в неподвижности. Я ничего тогда не понимал, я всё видел по отдельности, но не понимал, кто я и зачем. Тогда я встретил одну девушку, она тоже ничего особо не понимала, но не тужила от этого, а старалась сделать жизнь повеселее: развешивала тряпочки на стульях, гладила кого-то по голове, пела песни. Я только с ней мог разговаривать и я спросил ее: «Кому же можно верить?» она сказала, что Богу. И я тогда увидел, что не на кого довериться, и все равно ничего не понятно, и только Богу стоит доверять. Но уж зато Богу стоит доверять абсолютно. Я взял тогда стул и спросил ее, эту девушку: «Ведь это Бог сделал стул?» Она сказала, что да. Я сказал: «Значит, этот стул нужно любить?» Она кивнула. Тогда я обнял стул и поцеловал. Она засмеялась и сказала, что не обязательно всё делать так серьезно. Но для меня это было очень важно. Только тогда я увидел, что было вокруг меня – потому что этих странных людей сделал Бог, и их нужно было любить. Я потом увидел их глаза, и там было очень много живого, и я стал это видеть, потому что кроме меня это видеть было некому..