Исцеления не будет. Поэзия земли русской - [8]

Тельнов сделал паузу, а потом, облизнув губы, добавил: «Мне скверно, Позовите, пожалуйста, врача».

— Сейчас, сейчас. Извините, что беспокою вас вопросами, — поспешно сказал Смолин. — Мужайтесь. Врачи говорят, что у вас могучий организм.

— Судя по вчерашним событиям, они заблуждаются, — грустно усмехнулся Тельнов. — У себя дома, где и стены помогают, не смог двоих одолеть.

— Значит, вы полагаете, что преступники ворвались в квартиру для того, чтобы завладеть драгоценностями вашей жены? — спросил Смолин.

— Полагаю, — сказал Тельнов.

— Да… — проговорил Смолин. Он хотел задать ряд уточняющих вопросов, но, посмотрев на измученное лицо Тельнова, отказался от этого намерения.

— Извините, что вас утомил, Павел Кузьмич. Я сейчас же позову врача. До свидания.

Поправив на койке сбившееся одеяло, Смолин быстро вышел из палаты.

За день накопилась богатая информация. Но ее нужно было систематизировать.

Смолин выделил четыре ключевых момента. Первый условно назвал «дядя». С ним прежде всего было связано посещение Смолиным гостиницы, где проживал родственник Тельновой. Ему быстро нашли счета Кацюбы Григория Евгеньевича, а затем познакомили с горничной, обслуживавшей номер, где он поселился.

— Выпивоха, но с умом, — вот первые слова, которые произнесла пожилая женщина. — Десять дней жил и десять бутылок коньяка выпил.

— Значит, из денежных?

— Да, богач, — чуть зардевшись, ответила горничная. — Посылал меня на рынок и в магазин за фруктами. Обедал и ужинал в нашем ресторане.

— Наверное, доверительно беседовал с вами?

— Двадцать лет горничной работаю, — довольная похвалой, сказала та. — Сразу вижу, кто передо мной.

— Ну, а этот жилец, по вашему мнению, кто был?

— Не раскусила я этого голубчика до конца. Хотя он и выпивал по бутылке в день, а головы не терял да лишнего не болтал. Пьяным я его ни разу не видела. «Коньячок для меня — элексир долголетия», — говорил он. — Даже обниматься один раз полез. Но я на это ни-ни. Еще девчонкой парней в строгости держала.

— А спрашивали, откуда у него деньги? — прямо задал вопрос Смолин, боясь, что горничная начнет рассказывать о своей молодости.

— Как же, спрашивала. Но только голову дурил. Правда, однажды признался. На Севере долго жил. Вот и поднакопил деньжат. Нам со старухой, хвастал, до конца жизни хватит.

— Зачем приехал, не говорил?

— К родственникам. Да не застал их. Вроде в отпуск неожиданно уехали. Вот он и решил у нас пожить деньков десять. От старухи своей отдохнуть. Да, зубы ему золотые вставили. В последний день видела. Вся верхняя челюсть золотая. Смотрю на него и не пойму, отчего он похорошел. А потом поняла, в чем дело. У старика весь рот золотом сияет. Другой бы хвастался. А этот молчит. Скрытный, вот и не раскусила…

Этот разговор Смолин хорошо запомнил. После него всего два часа прошло — и уже приняты меры к розыску Кацюбы. Отправлена телеграмма в областной центр, где тот жил. Вскоре туда вылетит Сергеев. Ему дали задание допросить Кацюбу и при необходимости провести в его квартире обыск.

Сведения о зубных техниках представляли особый интерес. Эту версию отрабатывал Скоблев. Он установил, что к Тельновой заходили два зубных техника — Ариньян и Горовской. Пока о них было известно лишь то, что оба они коренные жители города и ни в чем предосудительном не замечены. Но их фамилии решили прокрутить по картотеке. Эта нехитрая операция может дать дополнительную информацию. А пока Смолин думал, как подобраться к техникам, ибо факт остается фактом — Тельнова поставила Кацюбе золотые протезы. Значит, их изготовил местный техник, то есть Ариньян или Горовской. Смолин решил допросить их. Но, поразмыслив, передумал: как бы не спугнуть техников. Они, если действительно занимаются незаконным изготовлением зубных протезов, спрячут концы в воду. Если уже этого не сделали. Об убийстве Тельновой, пожалуй, знают многие. И нетрудно догадаться, что ее связи будут проверяться. Эти размышления следователя прервал Скоблев, он буквально влетел в кабинет и сказал:

— Дуй скорее к Иван Ивановичу за санкцией на обыск у Горовского, но не сына, а папаши. Пришла информация из центра. Семен Ефимович Горовской дважды судим за незаконное врачевание и частнопредпринимательскую деятельность. Позвонил на работу его сынку: хотел с ним пообщаться. Оказалось, что Яков Семенович отпросился на вторую половину дня. Видно, почуял жареное и к папаше в деревню укатил концы прятать.

— Резонно, — вставая, сказал Смолин, — вызывай машину.

— Догадался. На ней к вам приехал.

— Тогда жди в машине. Я мигом. — Смолин, поправив на ходу светлые волосы, быстро пошел к прокурору.

Скоблев, Глянув на часы, набрал по телефону номер. Услышав: «Сергеев у аппарата», — сказал:

— Ты не забыл, что до вылета два часа осталось? На месте покопайся в прошлом Кацюбы. Сам понимаешь, на войну его активные годы приходятся. Только не горячись. Действуй. Успеха тебе.

Скоблеву нравился молодой оперуполномоченный. Парень быстро вошел в курс дела. Старался не разочаровывать товарищей своей работой.

В машине Скоблев начал подробно рассказывать о Горовском-старшем. Семену Ефимовичу было шестьдесят два года. Из них тринадцать лет он провел в местах лишения свободы. Первый раз был осужден в 1954 году. Как раз в год рождения сына. На следствии Горовской назвал своих компаньонов. Суд расценил его показания как чистосердечное признание и приговорил к небольшому сроку. Но это наказание не образумило Горовского. В 1965 году он опять оказался на скамье подсудимых за несколько преступлений. Среди них наиболее серьезными были контрабанда и незаконные валютные операции.