Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь - [89]
Сердце представлялось terra incognita[142], вместилищем души, чувств, любви, сокровищем, закрытым от вмешательства медицины. Сама мысль о том, чтобы прикоснуться к нему, вызывала протест, в том числе и у хирургов. Великий Теодор Бильрот еще в 1882 году постулировал, что вскрытие околосердечной сумки немыслимо: якобы это была бы «операция, которая, по моему мнению, позволила бы достичь того, что одни хирурги называют проституцией хирургического искусства, другие – хирургической фривольностью <…> Эти операции представляют больший интерес для анатомов, чем для врачей <…> Некоторые врачи планируют рискованнейшие операции. К счастью, они до сих пор не проводились. <…> Хирург, который попытается зашить рану на сердце, потеряет уважение своих коллег» [9].
О проклятиях, которые обрушат на него некоторые коллеги, если он нарушит предписание о неприкосновенности человеческого сердца, Людвиг Рен, разумеется, тоже думал. 9 сентября он вернулся из поездки и увидел перед собой обессиленного Вильгельма Юстуса, чей пульс был слабым и нерегулярным, а кровотечение остановлено с помощью повязки. Рен не нуждался в рентгеновском аппарате – он сделал выводы с помощью стандартного обследования, предполагавшего аускультацию (прослушивание стетоскопом) и перкуссию (простукивание с целью выяснить, где в груди находится воздух, а где скопилась жидкость, например, кровь). По-видимому, в околосердечной сумке, которая как бы ограничивала кровь, выходящую из раны в стенке камеры сердца (в отчете Рена эта область обозначена как «желудочек»), имелось лишь очень маленькое отверстие, потому наружу вытекало сравнительно немного крови. Разумеется, функционирование сердца в околосердечной сумеке, наполненнной кровью, которая как раз-таки и обеспечивала тампонаду, было ограничено и Рену приходилось считаться с тем, что через день после травмы сердце, вероятнее всего, перестанет биться.
Рен попросил доставить Вильгельма Юстуса в операционную и ввести его в состояние общей анестезии. Затем он вместе со своим ассистентом сделал разрез длиной 14 сантиметров между двумя ребрами. Когда околосердечная сумка обнажилась, из раны хлынула кровь. Убрав кровь и кровяные сгустки на правом желудочке бьющегося сердца, они увидели рану длиной около сантиметра. Рен – вероятно, первый врач в истории, сделавший это – осторожно приложил указательный палец к бьющемуся сердцу. На сердечную деятельность это касание не повлияло, кровь не вытекла из маленькой прижатой раны. Рен решился на новаторское деяние – зашить бьющееся сердце. Он вводил иглу в доли секунды, называемые диастолой – когда сердечная мышца расслабляется и кровь поступает в камеру, прежде чем мышца с силой сокращается во время систолы и выталкивает кровь в систему кровообращения. Как только был наложен первый шов, рана перестала кровоточить, после третьего шва она полностью закрылась. Ассистент сразу сообщил Рену, что у пациента стал прощупываться отчетливый пульс. Рен очистил открытую грудную полость, ввел дренаж для выведения раневой жидкости и закрыл операционную рану.
Ему и его сотрудникам предстояло несколько тревожных дней: у пациента иногда слегка поднималась температура, а сердцебиение становилось нерегулярным. Однако потом состояние стало улучшаться. Шесть месяцев спустя Рен сообщил Немецкому обществу хирургии следующее: «Сегодня я счастлив представить вам вылеченного пациента. Он выглядит превосходно. Физические нагрузки пока не разрешены, он занимается только легкой работой. Сердце работает исправно, как до травмы… Таким образом, у пациента есть все шансы остаться здоровым» [10]. Так родилась кардиохирургия. Для многих она по сей день является символом высочайшего уровня мастерства, отваги и навыков в медицине, а хирурги обрели образ полубогов в белом (чему, в частности, способствовал с 1967 года известный хирург Кристиан Барнард[143]).
21. На рубеже веков
Британский естествоиспытатель Альфред Рассел Уоллес – тот самый ученый, разработавший теорию эволюции одновременно с Дарвином и едва его не опередивший, опубликовав свою теорию первым (тогда, как уже рассказывалось ранее, было достигнуто дружеское соглашение), – в 1898 году выпустил книгу с примечательным названием «The Wonderful Century»[144]. Благодаря такой характеристике приближающегося к своему концу столетия Уоллес, должно быть, снискал одобрение большинства образованных современников. Вспоминая минувшие десятилетия примерно в 1900 году, пожилые люди, особенно британцы, немцы, французы или американцы едва ли могли дать им какую-то другую характеристику, ведь именно тогда человек стал свидетелем эпохи беспрецедентного прогресса. Вероятно, большинство ожидало, что все будет
продолжаться в том же духе, и условия жизни человечества в наступающем ХХ веке приблизятся к идеальным.
Конечно, книга Уоллеса не представляла собой исключительно хвалебную оду завершающемуся столетию. Исследователь, которого считают одним из первых экологов из-за его небезучастного отношения к природе и ее сохранению, ясно видел проблемы индустриализации и безжалостной эксплуатации ресурсов планеты, предостерегая от последствий в другой своей работе. «Это должно побудить нас к тому, чтобы все творения природы, одушевленные и неодушевленные, воспринимать так, будто они наделены определенной святостью. Мы должны
