Исаак Лакедем. Актея - [11]

— Что, собственно, делать?

Орсини приблизился к паломнику и, положив руку ему на плечо, шепнул:

— Золото!

Незнакомец усмехнулся. Вопрос не удивил его: на протяжении всего пятнадцатого и в начале шестнадцатого столетия основной заботой алхимии, этой незрячей матери химии, было найти способ получить золото.

— Нет, — отвечал он, — я не смог бы делать золото.

— Но почему же? — простодушно воскликнул Орсини. — Ведь ты столько знаешь!

— Потому, что человек не может и никогда не сможет получать ничего, кроме сложных и производных веществ, а золото — материя простая и исходная. Произвести ее могут лишь Бог, земля и солнце!

— Ты недобрый вестник, — разочарованно проговорил Наполеони Орсини. — Так, по-твоему, делать золото нельзя?

— Нельзя, — отвечал его собеседник.

— Ты заблуждаешься! — вскричал Орсини, не желая расставаться с давно лелеемой надеждой.

— Нет, не заблуждаюсь, — холодно сказал странник.

— Итак, ты утверждаешь, что делать золото нельзя?

— Нельзя — повторил незнакомец. — Но возможно нечто подобное этому: можно отыскать давно спрятанные сокровища.

Молодой капитан вздрогнул.

— Что? Ты в это веришь? — крикнул он, впившись пальцами в плечо незнакомца. — А ты знаешь, о чем гласит молва?

Путешественник взглянул в глаза Орсини, но не произнес ни слова.

— Утверждают, что в этой крепости зарыт клад, — закончил молодой капитан.

Гость задумчиво молчал. Потом он заговорил как бы с самим собой, что делал и ранее, видимо, по давней привычке:

— Странное дело! — начал он. — Геродот повествует, что от древних эфиопов осталось множество кладов, охраняемых грифонами. Он также указывает, соком какого растения надобно протереть глаза, чтобы эти грифоны стали видимы, а следовательно, и открылись места, где таятся сокровища…

— Ах! — выдохнул Орсини, дрожа от нетерпения. — И этот сок при тебе?

— При мне?

— Разве ты не сказал, что много странствовал?

— Я много странствовал, это правда. И может быть, в своих скитаниях не раз попирал ногой ту травку, не помышляя протереть глаза соком, брызгавшим из-под сандалий.

— О! — прошептал Орсини, метнув шлем на стол и вцепившись обеими руками себе в шевелюру.

— Однако, — продолжал странник, — я обязан хоть чем-то отплатить вам за гостеприимство. И, если вам угодно меня выслушать, я поведаю об истории гробницы, перестроенной вами в крепость, и императорской виллы, превращенной вами в гвельфский замок.

Орсини ответствовал лишь пренебрежительным кивком.

— Все же послушайте, — продолжал странный собеседник. — Кто знает, может статься, вы найдете в этой истории оборванный конец одной из ниточек, указывающей путь в раскопках, которые вы проводите, укрывшись здесь под тем предлогом, что следует наблюдать за вашим противником Просперо Колонна?

— О, тогда говори, говори! — почти закричал Орсини.

— Следуйте за мной, — промолвил незнакомец. — Нужно, чтобы во время моего рассказа вы смогли обозревать места, о которых пойдет речь.

И он направился первым, словно не нуждался в проводниках и знал внутреннее устройство крепости не хуже ее владельца. Выйдя во двор, он открыл потайную дверь и подошел к груде мрамора, громоздившейся в центре новых строений, очерчивая правильный круг; ее форма и дала название всему Касале-Ротондо.

Эта гробница была недавно, и уже не впервые, разграблена. Разбитые урны валялись рядом с некогда хранившимся в них пеплом — всем, что осталось от какого-то великого философа, военачальника или императора.

Общий беспорядок свидетельствовал о раздражении тех, кто вел святотатственные раскопки и, ожидая найти золотые россыпи, обретал лишь горстку праха.

Путник проследовал мимо разбросанных остатков разбитых урн и развороченных склепов, уделив этим недавним раскопкам и новым осколкам столь же мало внимания, сколь и тому, что он увидел при входе в крепость. Вступив на лестницу, опоясывающую по спирали гигантскую гробницу, он в одно мгновение взбежал на ее вершину.

Наполеоне Орсини следовал за своим гостем в молчании, полный удивления и любопытства, граничивших с подлинным почтением.

Вершину старинного сооружения венчал зубчатый парапет новой постройки в три ступни высотой с прорезанными крестообразными бойницами в гвельфском духе, а под его защитой была терраса с роскошными оливковыми деревьями; подобно царице Семирамиде, Орсини устроил у себя висячий сад. С высоты гробницы, похожей на высокую мраморную гору, можно было обозревать окрестности. Отсюда были видны не только все пристройки к этому своеобразному замку смерти, великой повелительницы рода человеческого, но и — если обернуться в сторону Рима — церковь Санта-Мария-Нова с красной колокольней и укрепленными кирпичными стенами; чуть подалее — гробница Цецилии Метеллы, чье имя значилось в надгробной плите, намертво вмурованной жадными руками Красса и не поддавшейся даже стальным когтям неумолимого времени, а за ней — крепость Франджипани, властительного рода, получившего это имя в память о бесчисленных хлебах, преломленных для раздачи милостыни прихлебателям. Это семейство захватило триумфальные арки не только Друза, но и Константина и Тита, на которых взгромоздились бастионы, подобные индийским башенкам на спинах дворцовых слонов. И наконец, совсем вдали виднелись укрепленные Велизарием Аппиевы ворота в Аврелиановой стене.