Исаак Дунаевский. Красный Моцарт - [40]

Синельников, по отзывам современников, в провинции затмевал Станиславского. Говорили, что он продал душу дьяволу, дружил и с красными, и с белыми, понимал толк в женщинах, за счастье почитал дом, в котором много детей, а из городов мира любил те, где больше зрителей в театрах.

В послереволюционные годы, когда всем было не до театра, Синельников сам частенько становился перед началом спектакля у парадного входа в театр и зазывал зрителей на представление. Рассказывали, что дело доходило до анекдота. Если он видел, что шел больной человек, то кричал, обращаясь к нему: «Заходите в театр, сегодня в зале сидит самый уважаемый доктор, он может вас посмотреть в антракте!» А если шел худой, кричал: «Сегодня в буфете очень вкусные пирожки, заходите на представление — домой толстым придете».

Исаак Дунаевский со сверстниками-юристами посещал все театры Харькова. Студенты того времени на галерках делали имя тому или иному актеру. Этот неисследованный психологический механизм уникален и неповторим до сих пор. Все «граждане» галерки разбивались на «левых» и «правых», на эстетические партии, различающиеся лишь пристрастиями. И каждый начинал аплодировать своей половине. Кому громче хлопают — тот или та становятся героями спектакля. Были и такие актеры, на которых «правая» и «левая» сторона сходились. Тогда уже наступал абсолютный триумф.

А был еще и третий случай — клинический. Это пристрастия партера. С партером враждовала вся «верхушка» — до «корня».

Знаменательный случай произошел в 1918 году при белых. Дело происходило в театре Синельникова. Шла пьеска. Роли были распределены хитро. Одна — у примы Юреневой — маленькая, нехорошая. Другая — у начинающей актрисы Никитович.

Студенты стали шумно поддерживать Юреневу, а лысые перворядники — прехорошенькую Никитович. И вот во время одного действия, когда эта бездарность кокетливо прошепелявила свой монолог, первые ряды шумно зааплодировали. Тогда с галерки послышался густой бас старого студента, который уже лет десять учился на юридическом:

— Тише вы, лунатики.

На галерке — гомерический хохот. Глаза всех невольно устремились вверх, а «лунатики» инстинктивно стали вытирать свои головы носовыми платками. Актрисы испугались, прекратили играть, и спектакль прервали из-за хулиганской выходки.

* * *

…Смутное время «междуцарствия» в 1918–1919 годах было расцветом бандитизма. За столиками кафе торговали из-под полы бриллиантами и кокаином. Музыканты грассировали и предлагали томным барышням последние произведения «общепита» — жалкую кружку чаю с сахарином. Потом они читали стихи. Бандиты их не трогали.

— Мы — артисты! — гордо произносили вчерашние гимназисты, ныне студенты консерватории братья Дунаевские.

Борис и Исаак многое умели, и для них были открыты любые двери. Особенно для Бориса, который раньше Исаака узнал искус театра и был допущен в святая святых — за кулисы.

В 1918 году Исаак познакомился с Верой Юреневой. Случилось это при романтических обстоятельствах. Он впервые увидел ее вне сцены в одном из модных полуподвальных кафе. Актрису-мечту, о которой рассказывали легенды. Юренева приходила в полуночные заведения Харькова, чтобы избавиться от тоски. Она могла не замечать присутствия мужчин, она могла не замечать присутствия женщин. Она видела только саму себя. Это был ее талант.

Может быть, для Исаака она стала олицетворением всех прекрасных дам и вечных возлюбленных. Он как завороженный смотрел на нее.

Неожиданно Юренева повернула голову в его сторону и как будто заметила.

Перед уходом Исаак взял из вазы, стоящей на одном из столиков, букет сирени и пошел через весь зал к актрисе преподнести цветы. Дивная красавица посмотрела на Исаака. Оркестрик резко «снизил» звук. Актриса взяла сирень.

— Вы угадали, молодой человек, — негромко сказал кто-то. — У Веры Леонидовны сегодня день рождения.

— Вера. Вера Леонидовна, — повторил он одними губами.

Это знакомство продолжилось уже после того, как Исаак Дунаевский начал работать в театре Синельникова. Однажды Борис пришел домой и застал там Исаака с Юреневой. Он все понял. Ему было достаточно посмотреть на нее, чтобы понять, кого она любит. Все эти годы они с братом были влюблены в одну и ту же женщину. Борис оказался лишним.

Но зависть к брату проснется позже. Гораздо позже, когда оба будут жить в Москве и оба станут композиторами. Борис одно время даже начнет подписываться другой фамилией, чтобы его не путали с Исааком. По-видимому, он считал себя не менее талантливым. Но судьба распорядилась по-другому. Показательный пример: в своей книге, которую он напишет великолепным языком, Борис ни разу не упомянет своего брата Исаака Дунаевского, будто того просто нет на свете.

Но в 1918 году все было по-другому.

Исааку на момент встречи с Верой Юреневой шел только девятнадцатый год, но выглядит он как 25-летний мужчина. Черные как смоль глаза с искрами смеха, лицо уверенного в себе человека. Женщины старше его сходили с ума по таким мужчинам. Юренева не оказалась исключением.

— А чем вы занимаетесь? — спросила Вера Леонидовна и заметила скрипичный футляр на полу. — Вы скрипач? Я хотела бы сделать программу любовной лирики. Но не вульгарную. Вы поможете подобрать?