Ирландское сердце - [193]

– Ты должна вернуться обратно в Америку. И рассказать, что видела здесь. Будешь помогать нашему делу оттуда. Будешь в безопасности.

– Я не могу возвращаться домой прямо сейчас. Я кое-что задолжала Ирландии. И предам бабушку и маму – вообще всех Келли и Кили, – если уеду. Поэтому я сначала закончу свою работу с комитетом, а потом вернусь к тебе, – сказала я. – Я сфотографирую каждую разрушенную хижину и маслобойню в этой стране и опубликую эти снимки в таком количестве американских газет, что британскому правительству станет просто стыдно сохранять свое присутствие в Ирландии.

Питер улыбнулся.

– Пристыдить Sassenach очень сложно. Они так просто не уйдут, а если и уйдут, то, боюсь, оставят за собой глубокий раскол.

– Ох, Питер, ну почему ты всегда рассчитываешь на самое худшее?

– Какая же ты все-таки американка, Нора, – вздохнул он.

Он позволил мне сфотографировать его, а потом я стояла в дверях сарая и следила за тем, как Питер Кили спускается к берегу, садится в свой curragh и отплывает. «Вернусь через месяц, – подумала я. – И организую здесь отделение комитета помощи. Буду работать с ирландским Белым Крестом. А этот загородный дом будет моей базой». Я американка. Что могут сделать мне англичане? Я буду представлять влиятельную организацию. Ведь нас поддерживает сам президент, верно? Как там говорила Мод? Мы, американцы, не знаем своей истинной силы?

Но на все мои фантазии Маура О’Коннор лишь покачала головой:

– Вернуться и остаться здесь? Но ведь Берриджи могут вернуться в любой момент. Вам нельзя здесь оставаться, Нора.

– Но тогда здесь неподалеку, конечно, есть какая-нибудь гостиница, – попыталась найти выход я.

– Здесь неподалеку, конечно, никакой гостиницы нет, – отрезала она.

Остальные уже готовы были ехать. Джон грузил их чемоданы.

– Пойдемте, Нора, – торопил меня Сирил. – Нас ждут еще десятки мест.

– Я никуда не поеду, – сказала я. – Пока не буду уверена, что смогу вернуться. Это места, откуда родом мои предки. Это…

– Вы не вернетесь сюда представителем Комитета за помощь Ирландии, для этого вас должны назначить. А совет никогда на это не пойдет, – сказал мистер Дженсон.

Нужно было мне помалкивать о своих планах. Ох, научусь ли я хоть когда-нибудь держать язык за зубами? Ná habair tada.

– Ладно, – согласилась я. – Забудьте. Поехали.

– Давно пора, – проворчал Сирил. – Стартуем поздно. И теперь уже и «черно-коричневые» могут быть на ногах.

– Не «могут», к сожалению, а так и есть, – сообщил нам Джон О’Коннор. – К дому только что свернул полный грузовик.

– Вот черт, – ругался Сирил. – Джон, нам лучше уйти через черный ход. Говорить с ними будете вы, мистер Дженсон. А вы, Нора Келли, вообще рот не открывайте.

Эта группа очень отличалась от армейских офицеров, которые проводили обыск в дублинском доме у Мод. Это были просто головорезы. Они разнесли прикладами старую дубовую дверь, прежде чем Маура успела ее открыть. Униформа их, если ее можно так назвать, состояла из грязных штанов цвета хаки и старых полицейских мундиров, настолько темно-синих, что они казались черными. «Черно-коричневые» живьем, так сказать. Все они были небриты, а также давно не мылись, судя по исходящему от них запаху. А еще они были немолоды.

«Мы – американцы», – повторяла я про себя.

Последний зашедший в дверь был одет лучше остальных. По крайней мере, у него хотя бы были глаженые штаны. Но лицо было нездорово одутловатым, а волосы засалены.

– Офицер… – обратился к нему мистер Дженсон.

– Не оскорбляйте меня. Я сержант.

«Черно-коричневые» засмеялись над этой шуткой.

– Но я действительно тут старший.

Мистер Дженсон предпринял вторую попытку:

– Послушайте, вы, вероятно, знаете, кто мы такие.

– О, конечно знаю. Вы янки, сующие нос не в свои дела.

– Но вам, возможно, неизвестно, что все мы являемся членами «Общества друзей», – продолжал он. – И мы против насилия.

– Хорошо вам, – отозвался сержант.

Один из бандитов, стоявший рядом с красиво украшенным зеркалом в прихожей, дулом своей винтовки с силой ударил в стекло. Оно разлетелось вдребезги, укрыв пол осколками.

– Это принадлежит Берриджам, – сказала Маура. – А он морской офицер.

– Какая жалость, крошка, – ответил тот.

Второй налетчик схватил Мауру за плечо и толкнул так, что она упала.

– А тебе лучше начать все убирать.

– Прекратите, что вы делаете? – обратилась я к сержанту. – Почему вы позволяете этим людям вести себя как дикари?

– Дикари? – переспросил он. – И кто это говорит? Американка?

Он захохотал так, что согнулся пополам.

– Молодец, хорошо сказано!

Он похлопал меня по спине. Больно.

– Погодите минутку, сэр, – снова начал Дженсон.

– Я же сказал – никаких «сэров». Я просто сержант, который делает свое дело.

Двое солдат подхватили резной деревянный стол в холле и начали выносить его на улицу.

– Пошевеливайтесь, ребята. Мы не можем торчать тут целый день, – покрикивал на них сержант.

Его люди хватали стулья, лампы и швыряли все это на лужайку перед домом. В открытое окно мы видели, как черно-коричневые обливают кучу мебели бензином.

Маура встала.

– Боже мой, это очень ценные старинные вещи, – сказала она мистеру Дженсону.

Но сержант посмеялся над ней.