Иранская сказочная энциклопедия - [4]
В океане иранской сказочной прозы насчитывается огромное количество многочастных романов, в которых наличествуют черты рыцарского, исторического, авантюрного, плутовского, семейно-бытового и тому подобных романов.
«Семь приключений Хатема» ближе всего по типу подходят к роману любовно-авантюрному, с отчетливо выраженной гуманистической идеей самоотверженности, воплощенной в главном герое произведения — Хатеме и являющейся стержнем всего романа, подобно тому, как семь приключений Хатема составляют его «рамку».
Кстати сказать, рамка эта числового рода связана со «счастливым числом» — семь. Сходные «числовые рамки» свойственны и многим другим романам этого времени: «Четыре дервиша», «Семь зрелищ», «Десять визирей» и т. п. В них, в отличие от «Тысяча и одной ночи», рамку составляют не рассказы самого героя, а события, связанные с его действиями.
Прототипом героя, давшего имя роману, послужило, как и во многих других сказочных романах, полуисторическое-полулегендарное лицо: арабский (бедуинский) поэт Хатем из племени Тай (V–VI вв.), славившийся своим сказочным гостеприимством, благожелательностью и радушием.
По законам волшебной сказки «простой» поэт «превратился» в сказочного принца, шахзаде. Только романтически приподнимаясь над обыденной жизнью и может расцвести народная фантазия. Таково веление сказочной «чистой поэзии» всех времен и народов.
При всей, вызванной бытованием в течение нескольких веков (XV–XIX) «разновременности» отдельных элементов и реалий, свойственных самым различным эпохам, цельность роману придает именно концепция гуманной личности. Таковы характерные черты сказочного романа.
Типичной любовно-романтической кисса является повесть о Нушафарин. В отличие от любовно-романтических поэм классического типа (например, Низами, Джами) здесь в центре внимания находится не философская идея, а любовная интрига, переданная путем изображения целой сети приключений и фантастических сюжетных ходов.
В условиях феодального, средневекового режима в Иране и Средней Азии, когда были составлены сказочные письменные произведения, они явились теми подлинно народными книгами, которые служили «лучом света в темном царстве». К ним полностью может быть отнесена характеристика, данная Ф. Энгельсом немецким народным книгам:
«Народная книга призвана развлечь крестьянина, когда он, утомлённый, возвращается вечером со своей тяжелой работы, позабавить его, оживить, заставить его позабыть свой тягостный труд, превратить его каменистое поле в благоухающий сад; она призвана обратить мастерскую ремесленника и жалкий чердак измученного ученика в мир поэзии, в золотой дворец, а его дюжую красотку представить в виде прекрасной принцессы; но она также призвана… прояснить его нравственное чувство, заставить его осознать свою силу, своё право, свою свободу, пробудить его мужество, его любовь к отечеству»6.
Сквозь всю фантастику этих иранских народных книг пробивалось также реалистическое начало в литературе. Оно проявлялось нс столько в обилии бытовых сцен и реалий или в жизненном правдоподобии, сколько в пронизывающей все произведение народно-гуманистической концепции личности, концепции, вселявшей веру в силу активного действия.
Характерно также, что в отличие от большинства персидско-таджикских устных сказок, в которых действие происходит неизвестно где (обычный зачин: «Было, не было, но случилось так, что…», или «Один был, другого не было…», подобно русскому: «Жили-были…», «В некоем царстве, в неизвестном государстве…» и т. п.), — в письменной сказочной прозе всегда даны «географические» координаты, а нередко и временные. Хотя вполне реальные географические названия («Алеппо» в Сирии; «Чин и Мачин» — Китайский Туркестан) и не совпадают в сказках с указанными местностями, они все же служат неким правдоподобным ориентиром, определенным реалистическим элементом.
Богата и разнообразна поэтика сказочной литературы: упругий сюжет, динамичность его развития, интересные композиционные приемы, умелое использование повторов и литературных «клише», яркость и поэтичность авторской речи, занимательность изложения, инкорпорирование стихотворных строк. Все это служило воспитанию художественного вкуса у массовых слушателей.
Отмеченные особенности классической сказочной прозы, а также живой, лишенный риторической изощренности язык персонажей вдохновляли иранских писателей XIX–XX веков и определенным образом содействовали реалистическому характеру их творчества, в том числе такого мастера реалистической прозы, как Садек Хедаят.
Представленные в настоящей книге произведения составляют не более одной десятой «сказочной энциклопедии» бухарского киссахана, а по отношению к иранскому «океану сказаний» — это лишь одна капля. Но знакомство с ней даст возможность читателю ощутить неповторимый «вкус» этого «океана», как говорил (по другому случаю) замечательный дагестанский писатель Эффенди Капиев: «Увы, постигнута, может, одна лишь капля… Но ведь бывает довольно и капли, чтобы ощутить в ней соленый привкус моря»7
И. Брагинский
Семь приключений Хатема
Начало книги
Сказители старинных дастанов, сладкозвучные соловьи, порхающие в садах прекрасных слов, хранители сокровищниц чудесных преданий — все они рассказывают о том, что некогда написал Мир Ашраф Рамузи о благородном Хатеме в своей книге «Собрание сказаний». Описание жизни
