Ион - [9]
— Горюю я крепко, батюшка, поверьте! Может, вы мне не верите? Оттого-то я пью, и пью, и пью. Вот так! Вы скажете: ну чего ты горюешь, пьяница? А как же мне не горевать, батюшка? Ведь у меня дочь есть, и не по нраву мне та дочь. Не по нраву, слышь? Потому как не желает она меня слушаться И крепко я болею душой, и крепко досадую, что не желает она мне угождать. Вот и скажите, прав я или нет!
Белчуг, как человек больной, не переносил запаха ракии, а Василе, словно нарочно, то и дело рыгал и дышал ему прямо в лицо. Но поведение крестьянина возмущало его больше потому, что это умаляло авторитет священника перед народом. Г-жа Херделя слушала с серьезнейшим видом, вскинув голову, сложив губы сердечком, и негодующе смотрела на окружающих, которые с любопытством толпились вокруг и втихомолку посмеивались над Бачу. Титу, напротив, даже находил удовольствие в косноязычных излияниях пьяного и придумывал, как бы подзадорить его, не привлекая внимания попа.
Белчуг проглотил гнев и попытался унять Бачу мягким внушением:
— Нехорошо ты делаешь, Василе, что даже молодежи не стесняешься, вечно тебя подгулявшим видят. Добропорядочный человек не станет ежедень обогащать евреев да отравлять себя их бесовскими пойлами… Так-то, Василе!..
Бачу вдруг приосанился, отступил на два шага и ответил с комической укоризной в голосе:
— Беда со мной, батюшка? А кому я что плохого сделал? Деньги, что ль, чьи пропил иль добро чье? Пить — пью… Но пью на свои, трудовые, потом добытые… Тогда зачем же вы на меня напраслину возводите? Если я чем провинился перед вами, скажите напрямик!
Примарь счел уместным вмешаться, взял Бачу под руку и хотел увести, уговаривая его:
— Хорошо, хорошо, Василе, все так, как ты говоришь… Только оставь господ в покое, господа пришли гулянье посмотреть, а не глупости твои слушать…
Потом, обернувшись к парням, он крикнул повелительным тоном:
— А вы что стали, ребята? Будете плясать или нет?
Тут-то Василе Бачу и заметил Джеордже, стоявшего в стороне, сумрачного, точно сухостойное дерево, ухватил его за руку и потащил к священнику:
— Вот он, батюшка! Видите? Это мой зятек дорогой! С ним вы обвенчаете мою дочь, хотя бы даже у ней и сердце разорвалось…
— Ладно, дядя Василе, оставь, — стыдливо проговорил Джеордже, криво улыбаясь.
Но тот все больше ерепенился и начал орать:
— А я вот не желаю тебя оставлять, понял? Мне нужен зять приличный, не рвань какая… Я тебе отдаю девку, а ты на нее кнут паси, чтобы дурь у ней из головы выбить! Я знать не желаю всяких спесивых голодранцев, что норовят задурить ей башку. Не желаю, да и все, а раз не желаю, клади она голову на плашку, я только тюкну топориком, пускай мне потом виселицы не миновать. Так ведь, Джеордже?
— Так, так, — пробормотал парень, желая угомонить его.
Василе торжествующе огляделся по сторонам и сплюнул сквозь зубы прямо промеж ног примаря. Потом, как будто вспомнив что-то, двинулся к толпе девок, таща за собой Джеордже и крича во все горло:
— Ануца! Ануца! Где ты, доченька?
Джеордже побагровел, точно его сунули в жаркую печь. Гнев и стыд охватили его душу. И он тотчас сказал Бачу тихонько, чтобы не слышали другие:
— Оставь ты Ануцу, она с Ионом Гланеташу в саду под орехом…
Бачу вздрогнул, как ужаленный. Отрывисто вскрикнул и крупным шагом пустился к углу сарая, где как раз показалась дрожащая, испуганная Ана, уже услышавшая его голос. Бачу увидел ее, остановился на середине двора, раскорячил ноги, подбоченился и выпятил живот, грозно глядя на Ану. Постоял так несколько минут, потом его прорвало:
— Хорошо, Ануца, такой у нас был уговор?
И он бросился к ней с поднятым кулаком, готовясь ударить.
Одна из женщин, истошно вскрикнула:
— Караул! Держите, а то убьет ее!
Но еще не поравнявшись с дочерью, Василе заметил Иона, появившегося из-за угла сарая, и, сразу забыв про Ану, угрожающе повернул к парню. Ион, увидев, что тот идет прямо на него, чуть вздрогнул, но продолжал свой путь с полным спокойствием, как будто ни о чем не догадывался, и невозмутимо смотрел на Бачу.
— Я тебе что сказал, гольтепа, а? — заорал Василе Бачу, все ближе подступая к Иону, раздраженный его спокойствием.
Окрик подействовал на Иона, как удар бича. Бешеным огнем сверкнули его черные, блестящие, как живые бусины, глаза. Он ответил с легкой дрожью в голосе, но насмешливо:
— А что я тебе, слуга, что ты мне приказываешь?
— И буду тебе приказывать, разбойник, а коли слов не слушаешь, в кровь изобью! — проревел Бачу, наливаясь злобой, и ринулся на него.
Тогда Ион остановился, стиснул кулаки и крикнул глухо, как будто старался совладать с собой:
— Не тронь, дядя Василе, смотри!.. Не тронь!.. Не тронь!..
Несколько мужиков и парней бросились на Василе, удерживая его. Ион стоял как остолбенелый, а сердце раскаленным молотом стучало у него в груди. Перед тем он думал: бог с ним, с пьяным, все-таки ведь отец Ануцы… Но когда тот изругал его и замахнулся, он потерял выдержку. Вся кровь вскипела в нем, он словно только и ждал того, чтобы Василе хоть пальцем тронул его, тогда бы уж он разнес его на клочья еще и потому, что увидел за его спиной Джеордже, поглядывавшего с презрительным, довольным видом. Бачу отбивался от удерживавших его мужиков и не переставал кричать:
Роман "Восстание" "представляет в своей совокупности трагическую эпопею румынского крестьянства при капитализме…" В романе "Восстание" на борьбу за землю поднимается почти вся страна, выступая против своих угнетателей. Иллюстрации П. Пинкисевича.
Ливиу Ребяну и Михаил Садовяну — два различных художественных темперамента, два совершенно не похожих друг на друга писателя.Л. Ребяну главным образом эпик, М. Садовяну в основе своей лирик. И вместе с тем, несмотря на все различие их творческих индивидуальностей, они два крупнейших представителя реалистического направления в румынской литературе XX века и неразрывно связаны между собой пристальным вниманием к судьбе родного народа, кровной заинтересованностью в положении крестьянина-труженика.В издание вошли рассказы М. Садовяну и его повесть "Митря Кокор" (1949), обошедшая буквально весь мир, переведенная на десятки языков, принесшая автору высокую награду — "Золотую медаль мира".
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.