Ион - [10]

— Пустите меня!.. Пустите, я из него кишки вытереблю!.. Покуда кровью его не упьюсь, не оставлю!.. Пустите!..

Мужики силой оттащили его к воротам, а он судорожно вырывался и не утихал.

— Какое мошеннику дело до моей дочери? Какое? Аа-а-а! Пусти меня, Нистор!..

Ион менялся в лице. У него дрожали колени, во рту было сухо, точно все нутро горело огнем. Каждое слово вонзалось ему в самое сердце, оттого что слышало их все село. Мелькала мысль броситься на Василе и крепким ударом заткнуть ему глотку. И вместе с этой мыслью перед ним вставала Ануца, удерживая его на месте. Он поискал ее глазами, но в сумятице девушка с плачем ускользнула домой. Бабы и девки, как куры от налетевшего коршуна, разбежались кто куда и посматривали с улицы и из соседних дворов, ожидая, что вот-вот начнется драка. Воспользовавшись перепалкой, священник пошел за ворота, возмущенно говоря г-же Херделе:

— Таких разнузданных надо попросту предавать в руки жандармов, те их обломают. Только так их и усовестишь… Жалко, что Ион не потрепал его… А следовало бы…

Госпожа Херделя, преисполненная негодования, закивала головой, подобрала платье, чтобы не мести пыль по улице, и заторопилась за Белчугом вместе с Лаурой. Титу приотстал от них. Он жалел, что так и не увидит, чем кончилось дело, и дорогой поминутно оглядывался назад.

Гулянье расстроилось. Перепуганные цыгане ретировались в сарай; Гэван прислонил в углу свой контрабас, решась любой ценой оборонять его от буянов. Парни собрались вокруг Иона и подуськивали его:

— Что же ты, Ионикэ, спустил ему, он вон как осрамил тебя?.. Закатил бы ему оплеухи две, тогда бы он знал…

Несколько парней, друзья Джеордже, стояли поодаль, ухмыляясь. Немного погодя к ним подошел и Джеордже, а следом — Илие Ону, не отстававший от него, как тень.

— Ну вот, все веселье разладилось из-за кого-то… — недовольно сказал Джеордже, косясь на Иона Гланеташу.

Но Ион не видел и не слышал. Стыд приковал его к месту. Он все смотрел в толпу мужчин, где барахтался Василе Бачу, и мучился желанием расправиться с ним.

Перебросившись несколькими словами с приятелями, Джеордже гордо крикнул скрипачу:

— Пошли, цыган, к Авруму! Чего тут понапрасну стоять?

Этот голос, как трубный звук, резанул слух Иона. В два прыжка он очутился возле Бричага и отрывисто приказал:

— Пошли!

Цыган стоял в замешательстве, глядя то на одного, то на другого, не зная, кого слушаться.

— Постой, Ион, — заметил Джеордже, не сбавляя высокомерного тона, — я ему дал задаток…

Ион точно и не слышал, еще резче повторил:

— Пошли!

Глаза его горели такой злостью, что Бричаг, глянув на Джеордже, только пожал плечами, вскинул скрипку и заиграл веселый напев. Друзья Иона начали подкрикивать и прищелкивать пальцами, торжествуя победу, потом затопали так, что загудела земля. Ион пошел к воротам, за ним и остальные, свистя и покрикивая. Скрипачи шли позади, продолжая играть. Гэван с контрабасом на плече отдувался, как раскормленный гусак. На улице ватага парней остановилась, лихо приплясывая на месте, к великому восторгу девок, выглядывавших из калиток. Потом, гикая в такт песне, все пошли налево, провожаемые гурьбой ребятишек…

Джеордже вместе с друзьями остался возле сарая, он был взбешен, но не отважился протестовать. Обиднее всего было то, что он дал задаток цыганам и он же должен был заплатить остальную часть обещанных им четырех злотых. Правда, деньги он собрал с парней, по двадцать крейцеров с брата, но пока он их насбирал, чуть ли не со всеми переругался и сам извелся, потому что Бричаг не хотел ждать, его уже однажды надули. Такая обязанность льстила Джеордже, что и говорить, он считал, что это возвышает его над всеми. Теперь же, видя, что парни держат сторону Иона, он почувствовал себя униженным, особенно после того, как узнал, что Ион всерьез ухаживает за Аной…

Он с завистью смотрел на уходивших с музыкантами и в первую минуту хотел присоединиться, показать, что он не сердится. Но потом сообразил, что тогда бы вовсе уронил себя в глазах друзей. В отместку и в утешение себе он сказал с усмешкой, когда толпа повернула на Большую улицу:

— Я больше ни одного крейцера не дам цыганам. Пускай Ион им платит, у Гланеташу денег много.

Но парни не поняли его насмешки. Они приуныли, оставшись ни при чем и без музыкантов. Илие Ону прервал молчание:

— Чего мы тут торчим? Смерклось, все уже ушли… Айда и мы в корчму!

Никто не проронил ни слова. Сокращая путь, они побрели садом, через Попов проток, чтобы хоть первыми попасть к Авруму…

Тодосия, стоявшая на пороге сеней, подождала, пока опустел двор, потом перекрестилась и сказала:

— Слава тебе, господи, что не попустил драки, а то бы еще я набедовалась с жандармами!

У приспы, близ ворот, сидела, съежившись, калека Сависта; напуганная до смерти криками мужиков, она отползла сюда, чтобы ее ненароком не затоптали. Тодосия заметила ее, только когда пошла запирать ворота.

— А ты все тут, Сависта? Как еще тебя не задавили… Теперь и ты, милушка, отправляйся, пора, до дому-то тебе далеконько, гляди, вон уж ночь на дворе…

От страху Сависта и не пикнула. Подобрала подол, подоткнула за пояс и заторопилась на улицу, а там, держась вдоль канавы, потихоньку поползла домой.