Ион - [31]

— А, хоть одну борозду своей землицы отберу! — надумал он, и лицо у него вспыхнуло от неудержимого желания.

Потом он быстро всадил плуг в клин соседа, по другую сторону борозды, и начал пропахивать новую межину. Желтоватая глинистая земля поскрипывала, отваливалась, лоснясь, тугими комьями. Ион упрямо сжимал рукоятки плуга, глубоко вдавливая лемех в грудь земли, шляпа у него съехала на затылок, лоб взмок от пота и лихорадочного возбуждения. Он мягко и настойчиво погонял коров, и они тянули изо всех сил, выгибая хребты.

Когда он проложил новую межу и перепахал несколько борозд на участке Симиона, стерев старую границу, он глубоко и облегченно вздохнул. Теперь нечего бояться. Сердце его трепетало от радости, что у него прибыло земли. Три-четыре борозды не ахти сколько, Симион даже и не заметит.

В завтрак он пустил скотину на соседние поля, а сам сел закусить; ему было привольно и радостно, и все мысли обращались только к этим новым бороздам… Когда он уже доедал, увидел Симиона Лунгу, который тоже пришел вспахивать свою делянку. Ион вздрогнул.

«Заметит», — сказал он себе с тревожной усмешкой.

Действительно, Симион увидел, что его полоска стала поуже, и начал ругаться, не глядя в сторону Иона, как будто не приметил его. Ион тоже притворился, что не слышит брани, и стал тщательно собирать кусочки хлеба в тряпицу, обчищая их и подолгу разглядывая, точно был поглощен глубокими размышлениями. И только когда Симион пошел прямо на него с кнутом в руке, крича и по всячески обзывая его, он быстро завернул остатки еды, сунул их в котомку и поднялся на ноги.

Вмиг завязалась стычка. Ион клялся всеми святыми, что он пробороздил межу только потому, что ее и не опознаешь, но что он провел ее на старом месте. Симион, бранясь, повел его между полосками, показал, что он нарочно впахался в его землю, заставил вместе с ним промерить шагами ширину участков и слово за слово раскричался на него:

— Половину полоски отнял у меня, мошенник!

Ион, видя, что уговорами Симиона не проймешь, перешел на брань, а потом, чтобы не остаться в долгу, ринулся на него с кулаками.

Полчаса они дрались как осатанелые, раздирая друг на друге рубахи, царапая лица. Разнять их было некому, и утихомирила их только усталость. Тогда оба принялись за работу, так и переругиваясь весь день. Симион Лунгу поклялся своими детьми, что притянет его к суду и не отступится до тех пор, пока не упечет его в тюрьму, пускай даже сам босым останется, зато Ион будет знать, как в другой раз впахиваться в чужую землю, обижать честных людей. Ион на это только презрительно плюнул, крича, что ему и сам бог не страшен…

4

Каждый вечер семья Хердели обсуждала во всех подробностях восьмидесятое письмо. Учитель хотел ответить Пинте без промедлений, Лаура настаивала, чтобы ее хоть до понедельника оставили в покое: в воскресенье к ней придут подруги из Армадии, и ей вовсе не хочется отравлять себе настроение. Родители возражали, что до понедельника слишком долго ждать, нельзя опаздывать с ответом в таком важном деле. И потом, какое отношение имеют ее подруги к ответу Пинте? Напротив, она должна гордиться, что у нее такой превосходный жених и что она скоро выйдет замуж… Лаура приходила в отчаяние, грозилась утопиться в колодце, если они хоть одним словом обмолвятся девушкам о дерзости Пинти… Ее угроза до крайности возмутила г-жу Херделю, и она потом часа два подряд бранила дочь, а уж она, как никто, умела придумывать и нанизывать самые разнообразные материнские нарекания…

И все-таки Лаура вышла победительницей. После всех борений, выстраданных ею в слезах, настало долгожданное воскресенье, которое должно было решить ее судьбу…

Приготовления к нему были немалые. Девицы трудились всю субботу: напекли три сорта пирожных, куличей, потом топили молоко, чтобы оно стало гуще и побольше было бы пенок, потом убрали везде и переставили мебель в гостиной-спальне… Вечером Лаура выгладила платья себе и Гигице, проливая горькие слезы, ибо старики даже и тут не отставали от нее со своим Пинтей.

Зато воскресное утро принесло им радость. Дождь, державший их в страхе всю неделю, за ночь перестал. Резкий ветер прекрасно подсушил дорогу, а в полдень из-за туч проглянуло осеннее солнце, разливая тепло и отраду.

Всю первую половину дня Лаура и Гиги изнывали от волненья. Они то и дело что-нибудь поправляли или в гостиной, или в двух других комнатах, а озабоченная Лаура время от времени спрашивала Гиги:

— Как ты думаешь, крошка, придет?

— Придет, у меня верное предчувствие, — отвечала Гиги, преисполненная серьезности.

Лаура благодарно целовала ее, потому что речь шла об Ауреле.

Приемы устраивались каждое воскресенье поочередно у кого-нибудь из барышень, принадлежавших к «образованному обществу» окрестных сел. Все они были близкими подругами и составляли особый круг, для которого такие встречи, а также октябрьский бал и февральский танцевальный вечер, устраиваемые учителями и воспитанниками лицея в Армадии, были высшим развлечением. Кавалеров обычно не звали. Однако, по негласному уговору, хозяйка приглашала юношу, который особенно настойчиво ухаживал за ней, и для всех это было приятным сюрпризом. Лаура еще в прошлое воскресенье сказала Аурелу, что следующая встреча будет у нее и что она его ждет. Он пообещал непременно прийти, но из-за дождей они с тех пор так и не виделись, и она беспокоилась, что он позабыл и не придет, а это могло вызвать всякие кривотолки…