Ион - [137]

Покуда он был отстранен, Зэгряну, обучавший по другому методу, только больше запутал детей. И теперь Херделе предстояло за два месяца одолеть годовую программу. Он положил всю душу на то, чтобы втемяшить в юные головы побольше венгерских слов. Приходил в школу чуть свет, просиживал до самых сумерек, только бы сошло благополучно, только бы угодить инспектору… Вдобавок он еще дрожал из-за Белчуга. Тот закружился со своей новой церковью и совсем перестал бывать на уроках.

— Смотри, брат Ион, приедет инспектор на экзамены и задаст нам перцу! — шутливо говорил ему Херделя, а самого в душе грызла тревога.

— Так я и испугался вашего инспектора… Видел бы ты, как меня каменщики донимают, так не поминал бы мне про инспектора, Захария, честное слово!

Они по-прежнему недолюбливали друг друга, но и не враждовали. Встреч не искали, но и не избегали, а когда сходились случайно, перебрасывались незначительными словами о делах, стараясь, однако, не затягивать разговора и, главное, не извлекать на свет божий старые недоразумения.

В субботу, накануне экзаменов, Херделя пошел с учениками в лес, они принесли оттуда веток и цветов и разубрали школу гирляндами. Домой, в Армадию, он попал уже после обеда, валясь с ног от усталости. Он только было стал жаловаться жене, как он заработался, когда перед домом остановился экипаж, в комнату влетела перепуганная Гиги и крикнула:

— Папа, папа!.. Инспектор!

Херделя сразу забыл всю усталость и кинулся на улицу.

— Разрази его господи, и вздохнуть не даст! — проворчала г-жа Херделя.

А через несколько минут учитель вел в комнаты инспектора.

— Я вас разыскивал в Припасе… Не знал, что вы там не живете… Признаться, я не представляю себе хорошей школы при таком учителе, который живет в другом селе… Но, впрочем, завтра увидим…

Херделя пробормотал что-то невразумительное. Когда он был взволнован и смущен, он всегда плохо говорил по-венгерски. Подав инспектору стул, обмахнул его носовым платком.

— Благодарю, — сказал Хорват, покоробленный тем, как немилосердно коверкает официальный язык учитель государственной школы. — Благодарю!.. Я только хотел предупредить вас, что приехал намеренно к вам на экзамены… В прошлый раз, помню, у вас обстояло не особенно блестяще и теперь хочу посмотреть, насколько вы преуспели… А сейчас мне бы хотелось найти тут гостиницу или что-то в этом роде, где бы можно переночевать…

— У нас их две, господин инспектор, а лучше всего при пивной «Рахова»… Чисто и дешево! — с готовностью объяснил Херделя, желая поскорее избавиться от него.

Госпожа Херделя преспокойно сидела на канапе у окна и латала старые мужнины брюки, чтобы ему не трепать хороших в канцелярии у Грофшору, где он рассчитывал запрячься в работу сразу после экзаменов. Гиги, все еще не оправясь от испуга, стояла в забывчивости с боязливой улыбкой, не в силах оторвать глаз от инспектора, на которого во всех учительских домах обычно смотрят, как на грозного идола.

— Это ваша семья? — спросил Хорват.

— Да, да, — сказал Херделя, подобострастно потирая руки. — У нас еще одна дочь, но она с божьей помощью вышла замуж… И сын… он тоже не с нами…

— Хозяйствуете, сударыня, да? — с начальственной галантностью обратился к жене учителя Хорват. — Весьма похвально. Домовитость — лучшее украшение женщины.

— Я по-венгерски не говорю, — не поднимая головы от рукоделья, сказала г-жа Херделя со спокойствием, ужаснувшим учителя.

— Как?.. Не понимаю! — изумленно сказал инспектор.

— Я ваши слова понимаю, но просто не хочу говорить по-венгерски! Не люблю кривляться, лопотать на иностранном языке, когда нет необходимости! — отрезала та тоном уничтожающего превосходства и сжала губы, как будто одна только мысль, что она может говорить по-венгерски, претила ей.

Инспектор Хорват не понял речей г-жи Хердели. Но видел, что эта женщина не знает венгерского, хоть она и жена учителя государственной школы, и был глубоко возмущен. Тогда он с растерянной улыбкой обратился к Гиги:

— Может, и барышня не говорит?

— Никогда… нет… не говорила! — ответила Гиги в страхе, что он и ее станет гонять, и так отчаянно коверкая венгерские слова, что инспектор страдальчески передернулся.

— А… да, да… Вы, очевидно, не говорите между собой по-венгерски? — спросил Хорват Херделю.

— Нет… то есть… Оно и трудно было бы… Женщинам неоткуда… Помилуйте… Зато вот сын говорит бойчее любого венгра… Да… Вся Армадия прямо поражается, до чего он отлично знает, — пролепетал учитель и вздохнул.

Инспектор вышел, подавив в себе негодование. А когда садился в экипаж, то важно и строго сказал Херделе:

— Это просто неслыханно, милостивый государь! Если наш язык не понимают даже в семье учителя, который должен быть убежденным его проповедником, как тогда может прогрессировать венгерская система образования? Как, я вас спрашиваю?.. То, что я увидел у вас, меня прямо поразило и удручило. Во всяком случае, после этого мне крайне любопытно, как пройдет завтрашний экзамен…

Госпожа Херделя и Гиги целый вечер поминали инспектора недобрым словом, сам учитель помалкивал; в постели потом ему все никак не лежалось, а наутро, идя в Припас, он крестился и перебирал все молитвы, какие только помнил.