Ион - [136]

— Так вдруг и помрет?.. Болеют же дети…

— Умирает он, крестный, умирает, я уж знаю, — повторил Ион с такой убежденностью, что у Хердели сразу исчезла с лица улыбка.

— Тогда зови доктора!

— Все зря, крестный… Что тут сделает доктор, если на то божья воля? — вздохнул Ион, глядя на учителя потухшими от испуга глазами. — Это мне в наказание, крестный… Так оно и есть… Разве я вам не говорил прежде?

— Плохо дело, — задумчиво сказал Херделя. — Если так, то плохо…

— И теперь, значит, я опять ни с чем останусь, крестный, да? Вся земля опять вернется к тому же, от кого досталась, да? — спросил он, глядя в рот учителю в ожидании спасительного возражения.

— Да ведь… хорошего мало, что и говорить, — медленно сказал Херделя с сомнением. — Но и не так уж скверно, как ты того опасаешься. Ты же отец ребенка, и в случае его смерти, — не дай бог, конечно, — ты, как отец, являешься наследником… По крайней мере, я так полагаю…

— А тесть? Василе Бачу? — спросил Ион, недоверчиво глядя на него.

— Что ж… и он может тут сказать свое слово… Все, что он отдал, он же для дочери давал… Если дочь умерла и ребенок умрет, он глядишь, и потребует от тебя свое имущество… Я разве знаю?.. А лучше постарайтесь между собой договориться, сам видишь, какой толк от судов, один только позор…

Ион все же остался доволен. Если дело в уговоре, тогда, значит, без бою у него никто ничего не сможет отнять.

Дома опять плакал Петришор, еще надрывнее. Но Иону его плач не казался уже таким раздирающим.

На другой день к ним зашел Василе Бачу, прослышав, что ребенок при смерти. Ион ловил каждое его движение. Василе Бачу держался спокойно, приласкал ребенка, увидя его вздутый живот, посоветовал Зенобии приложить к нему отрубей, намоченных в теплом молоке от первотелки. Только перед самым уходом он сказал Иону:

— Не надо было его отнимать от груди, такого маленького… Теперь вот, если помрет, что ты будешь делать?

Во взгляде его было что-то пытливое. Однако Ион невозмутимо ответил:

— Что делать буду, тесть? Похороним его… Если ему бог не судил житья, разве мы тут вольны?

Василе Бачу кашлянул, словно хотел что-то сказать, да раздумал.

— Тогда прощайте! — коротко бросил он, выходя.

Ион стал уже думать о похоронах, рассчитывая, во сколько они обойдутся; схоронить его решил подле Аны, там и место хорошее, и посвободнее.

А Петришор таял с каждым часом. На четвертый день он уж и не плакал, а только резко хрипел, точно кто водил пилой по крепкому дереву… Ион тогда привез из Армадии доктора Филипою. Но пока они приехали, ребенок был мертв. Увидя его синий живот, раздутый, как барабан, Филипою пожал плечами и сказал:

— Окормили его какой-то чертовщиной… Позвали бы меня раньше, пока он не раздулся, может быть, я бы и спас его…

После похорон Василе Бачу, мрачный и хмурый, сразу зашел к Иону, который ждал его.

— Вот что, зять, давай по совести договоримся, — начал он прямо, без обиняков. — Ана умерла, ребенок умер… Упокой их господи, господня воля — наша доля… Приданого я тебе вдосталь дал, Ион. А чего не дал, ты у меня силой отнял, так тебе захотелось. Сам ты видел, я ничего на это не сказал, все тебе отдал. Потому как своему детищу отдавал… Что, не верно я говорю, Ион?

Ион смолчал, отведя глаза в сторону. Василе Бачу продолжал все так же спокойно:

— Ладно… А теперь, когда умерли и Ана и ребенок, все, что было их, должно опять ко мне вернуться. Так это и по закону, и по совести… Затем я и пришел, чтобы у нас потом не было ни раздоров, ни перекоров…

— А почему это тебе вернуть то, что мое, тесть? — холодно сказал Ион. — Раз это мое, почему оно моим не останется?

— Что твое, твоим и будет… Ты мне только мое верни… Землю верни…

— Не труди язык понапрасну, тесть, право, ты же старый человек! — со смехом перебил его Ион.

Василе Бачу взбесил этот смех. Но он совладал с собой и ответил ему таким же ровным голосом, только понастойчивее:

— Я хотел сговориться с тобой, как с человеком совестливым… Да нет… Вижу, ты все такой же. Как был мошенник, так мошенником и остался. Недаром всего неделя, как из тюрьмы…

— Правильно, тесть, правильно говоришь, — зло рассмеялся Ион. — Лучше уж ты меня мошенником зови, чем мне тебя обзывать. Лучше!

— Ничего, — сказал Василе, встав. — Если не хочешь добром понимать, поймешь худом… Сроду я не ходил по судам, а тут уж не спущу тебе, хоть последнюю рубаху с себя продам!

Ион продолжал смеяться, провожая его до двора. Но когда остался один, почувствовал, что от этого спокойного упорства старика его собственная уверенность поколебалась…

6

Херделя, как и полагалось, заранее известил инспектора, что годовые экзамены в школе Припаса будут происходить во второе воскресенье июня… И хотя он успел поздравить Хорвата с повышением в должности, послав ему почтительное письмо, экзамена он боялся, как никогда. Он узнал, что новый инспектор намеревается присутствовать на экзаменах в тех школах, где, по его мнению, недостаточно преуспели в государственном языке, и Херделя был уверен, что тот приедет и в Припас. Он вспоминал его прошлогодний приезд, тогдашнее предупреждение и озабоченно говорил себе:

— Недолго длится счастье в жизни человека…