Иоахим Лелевель - [63]

В 1851 году польское Литературное общество в Париже обратилось к Лелевелю, предложив ему принять звание члена-корреспондента общества. Организация эта была связана с лагерем Чарторыского. Учитывая, однако, что вице-председателем общества был Мицкевич, что речь шла о научных вопросах, наконец, что старые споры уже уходили в прошлое, Лелевель согласился принять эту честь. Впрочем, он предупреждал: «Когда возраст склоняет к земле и человек дряхлеет, трудно сказать, могу ли я еще быть чем-либо полезен». Однако, несмотря на слабость и дряхлость, Лелевель умел бурно реагировать. Какое-то время спустя он получил из общества письмо с титулом «ясновельможный» на конверте. Он разгневался и написал члену правления Янушкевичу: «У нас бывали литературные общества, но ни одно из них не знало таких титулов. Стоит вспомнить варшавское Общество друзей наук. Если бы кто-нибудь в нем употребил титул «вельможный», я плюнул бы ему в глаза. Председательствовал там сын мельника, хотя он был ясновельможным, коллега Сташиц, коллега и не более. Коллега генерал, князь, епископ, ксендз, коллега и не более, коллега каштелян. Не было ни светлейших, ни вельможных ни в разговоре, ни на письме. Прошу это учесть, чтобы не было скандала, потому что, хотя пословица гласит, что коли окажешься среди ворон, то будешь каркать, как они, я, однако, остаюсь упрямым и горячим мазуром и если еще хоть раз ко мне будет послано что-нибудь адресованное ясновельможному пану, то я возвращу письмо как посланное ко мне по ошибке».

Два года спустя Лелевель узнал о конфликте между руководством общества и его библиотекарем — писателем Каролем Сенкевичем. Речь шла о покупке дома для Польской библиотеки в Париже. Дом должен был купить на свое имя генерал Владислав Замойский, истратив на это также средства, собранные в обществе. Генерал должен был получить в доме квартиру для себя. Со временем общество должно было стать владельцем всего дома. Эта операция вызвала нарекания, тем более что Замойский, племянник Чарторыского и фактический руководитель польских монархистов, принадлежал к числу людей, исключительно непопулярных в эмиграции. Протестовал, в частности, Сенкевич. Лелевель поддерживал с ним близкий контакт и высказался в его поддержку. Во всяком случае, в конце 1853 года Лелевель написал в общество вежливо, кратко и не вдаваясь в объяснения, чтобы его вычеркнули из числа членов общества.

Политическая активность Лелевеля ограничивалась в эти годы заботой о проведении ноябрьского торжества. Уже не проводилось, как раньше, шумных заседаний с речами; была только складчина на торжественную панихиду, на которую приглашали бельгийских друзей. У Лелевеля бывали трудности с объявлением о панихиде в газетах: «Одни, безбожники, не хотели об этом писать потому, что это церковная служба, другие, католики, потому, что это революционная панихида». Перед 1848 годом, во время подъема революционной волны, с польским делом считались все политические лагери; теперь почти все от него отворачивались.

Во Франции Луи-Наполеон Бонапарт, избранный президентом республики, совершил государственный переворот и объявил себя императором Наполеоном III. В Польском демократическом обществе в связи с этим произошел раскол. Меньшинство под влиянием Людвика Мерославского тяготело к новому режиму, теша себя надеждой, что с его помощью удастся сделать что-либо для Польши. Большинство осталось верно республиканским принципам. Централизация еще в 1849 году переселилась в Лондон, где эмигранты разных национальностей образовали под руководством Мадзини Центральный комитет европейской демократии.

Лелевель полностью разделял политическое отношение левых сил к Наполеону III; он говорил о нем с иронией и неприязнью. Когда один из друзей предлагал ему приехать во Францию, он довольно резко ответил: «Смешная мысль приглашать меня в Париж, который в моем представлении покрыт позором». Этим позором был режим Второй империи. Лелевель отмечал далее, что «Централизация продолжает по крайней мере какое-то национальное представительство, получающее резонанс среди иностранцев… Все же сейчас лишь они одни ворчат и пишут, пробуждают, дают щелчки, и хотя они оказались в необычайно стесненных обстоятельствах, хотя со всеми на ножах, однако нашли все же материальные средства». Лелевель, впрочем, был настроен скептически в отношении политической деятельности Централизации и не поддерживал с нею близких контактов. Он отвергал также предложение выдвинуть свою кандидатуру в Централизацию; он не хотел переезжать в Лондон, а если общество до того ослабело, что нуждается в его помощи, то, заявлял он, его сил не хватит на столь великое дело.

В 1853 году на Ближнем Востоке разгорелся международный кризис, который вновь пробудил польские надежды. Россия объявила войну Турции; Франция и Англия выступили на стороне султана. Крымская война (1854–1856) должна была решить вопрос о политической и экономической гегемонии в районе Черного моря; ни одна из сторон не ставила своей целью освобождение народов. Англо-французская дипломатия использовала в своих комбинациях польский вопрос как орудие давления на противника и на нейтральные государства. В действительности же польский народ не мог ждать от этой дипломатии ровным счетом ничего. При всей том начало войны между Францией и Россией взбудоражило все эмигрантские лагери. Дискутировалась возможность и целесообразность восстания, с разных сторон предпринимались старания организовать в Турции польский легион.