Иоахим Лелевель - [44]

Таким образом, Лелевель был против насильственного переворота, опасаясь, как бы он не повредил самому восстанию. А вот что он предлагал взамен: «Добровольное соглашение, вытекающее из убеждения, может стать базой, на которой будет возведено прочное новое здание… Крестьянам в национальных имениях либо просто даровать то, чем они владеют, либо облегчить приобретение через Кредитное общество, а фольварки в национальных имениях полностью разделить между солдатами; крестьяне в наследственных помещичьих имениях: заставить господ пойти на соглашение с ними, склонить к дарованию, продаже…» Это была позиция бесспорно нерадикальная, но и отнюдь не прошляхетская. Обратим внимание на то, что автор пишет о том, чтобы «заставить господ», в ином месте он выражается так: «побудим массу, чтобы она требовала, надеялась и действовала, и дело придет к возрождению». Давление крестьянства на помещиков вынудило бы шляхту пойти на уступки, признанные неизбежными.

Сравнивая политические программы по крестьянскому вопросу, следует всегда учитывать обстоятельства и время их возникновения. «Мысли по поводу брошюры М. Кубракевича» относятся к самому началу формирования этих программ в эмиграции. Десять лет спустя подобная программа, быть может, расценивалась как консервативная. В 1833 году она имела прогрессивное звучание, хотя и отставала от лозунгов Демократического общества. В развитии взглядов самого Лелевеля она составляла большой шаг вперед.

В первые месяцы пребывания во Франции, стоя во главе Национального комитета, Лелевель решительно уклонялся от декларации по крестьянскому вопросу. Он ставил тогда целью объединение эмиграции и не хотел нарушать его программными проблемами. Теперь он переменил точку зрения: он убедился в том, что нельзя подвигнуть ни на шаг вперед дело освобождения Польши, пока не будет определена ясно программа ее будущей социальной реорганизации. Лелевель выдвигал такую программу; его статья была призвана стать исходным пунктом новой, широкой политической кампании.

Статья заканчивалась загадочной формулой: «Осуществить все это может лишь молодежь —«Молодая Польша».В момент, когда автор писал эти слова, организация под таким названием еще не существовала. Зато была известна итальянская организация под подобным названием — «Молодая Италия». Ее основатель Джузеппе Мадзини, патриот и конспиратор, находящийся в Швейцарии, готовил новое революционное движение, имеющее целью освобождение и объединение Италии. Как раз незадолго перед тем он обратился к Лелевелю с выражением глубокого уважения и предложением польско-итальянского союза для борьбы против деспотизма. Трудно утверждать, что Лелевель уже тогда завязал близкие политические связи с Мадзини; одно представляется несомненным, что брошенный им лозунг «Молодой Польши» основывался на примере Италии.

И вот, как бы независимо от инициативы Лелевеля, это наименование появляется на швейцарской земле, в непосредственной сфере влияния Мадзини. Как нам известно, весной 1833 года в Швейцарии нашли убежище несколько сот польских карбонариев. Путь возвращения во Францию им был отрезан; в самой Швейцарии их пребывание находилось под угрозой; не удивительно, что многие из них решили принять участие в подготавливаемом Мадзини революционном походе. В ноябре 1833 года одна из польских «гмин», или конспиративных ячеек, действующая в швейцарском городке Бьенн, приняла это имя — «Молодая Польша».

Нет никаких данных, что первоначально эта организация была каким-либо образом связана с Лелевелем. Тем не менее связи между Брюсселем и Бьенном были установлены очень быстро. Это было заслугой Шимона Конарского, недавнего эмиссара и участника экспедиции Заливского. Несколькими месяцами ранее ему почти чудом удалось спастись от гибели; возвращаясь в эмиграцию, он прибыл в Брюссель. В обносках, в дырявых сапогах, голодный, печальный и подавленный, он искал лишь возможности передохнуть, найти какой-нибудь заработок, пристанище. В таком настроении он посетил Лелевеля и вот что записал сразу же в своем дневнике: «Вчера вечером я был у Лелевеля, и искра надежды на реализацию стремлений, на то, что можно приложить свои силы к делу, которого я жажду душой и телом, уничтожила проекты поисков отдыха… и электрическим пламенем охватила все мое существо». Так на двадцать лет более старый Лелевель смог вдохнуть веру и надежду в молодого эмигранта, который вскоре вновь отправился в эмиссарское путешествие, на этот раз на мученическую смерть.

Мы мало знаем о дальнейшем сотрудничестве Лелевеля и Конарского; в своих планах они, как можно заключить, делали выводы из неуспеха последнего партизанского движения. Было очевидно, что страна в этот момент не способна подняться на вооруженную борьбу. Крестьянство казалось недоверчивым и холодным, землевладельческая шляхта — не склонной к жертвам, интеллигенция — неорганизованной. В стране нужно было еще работать и работать, и как раз для этого была необходима новая организация. Эту задачу не выполнит Польское демократическое общество, поглощенное исключительно идеологической дискуссией и внутренними спорами. Нужна эмигрантская организация, которая была бы нацелена на деятельность в стране. В обширной памятной записке, предназначенной для эмиссара, фамилия которого нам неизвестна, Лелевель писал в декабре 1833 года: «Я убежден в том, что польский народ не может освободиться иначе как собственными силами самой Польши, чем большая масса будет вовлечена в движение, тем лучше, тем действеннее, тем быстрее. Не рассчитывать ни на какую помощь».