Иоахим Лелевель - [40]

«Нашей истории не везет на труды более обширных размеров», — заявил Лелевель в другом случае. Он не написал большой, связной истории Польши, но нельзя сказать, чтобы он не оставил нам в синтезе изложения того, как он понимал отечественную историю. В третьем томе издания Жупаньского в 1855 году он впервые опубликовал полный текст «Размышлений над историей Польши и ее народа», написанных по-французски 19 годами ранее. Фрагменты или сокращенные переработки польской версии он публиковал в брошюрах и газетах. Но лишь теперь, незадолго до смерти, он дал польскому читателю в самой Польше полное, аутентичное изложение своего взгляда на историю.

«Размышления над историей Польши и ее народа» являются конспектом истории Польши, написанным со специфической точки зрения. Эта история вековой борьбы двух главных классов нации — крестьян и шляхты. Наличие этих классов Лелевель отмечает уже на заре истории, до христианства. Некоторые историки выводили деление на кметей и шляхту из завоевания славянских земель какими-то иноземными пришельцами. Лелевель отвергает это предположение, он признает автохтонность и одного и другого класса, объясняет, как возрастало различие между ними вследствие естественных экономических процессов. Он полагает, впрочем, что в течение долгих веков оба класса имели равные права; ведь князь Земовит, основатель новой династии, был сыном кметя — Пяста. Только в XI веке, после подавления народного восстания под руководством Маслава, простой народ («гмин») оказался «пересилен», сословие кметей потеряло свои гражданские права.

Эта трактовка истории начала польского общества не соответствует, как теперь мы знаем, исторической истине. Ни один источник ничего не говорит нам о двух сословиях во времена первых Пястов — о кметях и шляхте — и об их предполагаемом равенстве; фантастична также лелевелевская этимология термина «кметь» от «уметь», а термина «шляхтич» (szlachcic, z-lechcic) — от лехитов. Однако нам вполне понятно, чем объясняется появление такого взгляда на историю в середине XIX века у руководящего борца и мыслителя польской демократии.

Эпоха, в которую жил Лелевель, была временем загнивания феодального строя в Польше. В стране усиливалась борьба за освобождение крестьянства от гнета шляхты, за отмену феодальной зависимости, за землю и гражданские права для простого народа. Она переплеталась с борьбой за независимость: единственным рычагом возрождения тогдашние польские патриоты считали установление равенства сословий, вовлечение крестьян в борьбу. Лелевель служил этому делу всей своей жизнью, а следовательно, также и пером историка. Предшествующие историки, начиная от хрониста Галла в XII веке вплоть до епископа Нарушевича при дворе «короля Стася», служили интересам монархов и возвеличивали их. Лелевель первый почувствовал себя призванным написать историю всей нации. Эта нация была угнетена, а поэтому надлежало показать ее былое величие. Будущее нации зависело от победы демократии или, как выражался Лелевель, гминовладства. Следовательно, надо было доказать, что гминовладство является извечной и присущей Польше формой общественного строя, что своим прежним величием нация обязана гминовладству, а любые попытки установить деспотизм вели страну к гибели. Автор «Размышлений» восхваляет как первоначальное равенство кметей, так и «гминовладство шляхты» в XVI и XVII веках: «Один лишь шляхетский народ польской нации проникся идеей свободы и создал могучую республику, на всем земном шаре он самым первым оказался на это способен… Польша выдвинула принципы, к которым стремится старая Европа для того, чтобы помолодеть и улучшить положение своих жителей».

И этот тезис также имел актуальное звучание: демократические конспирации во времена Лелевеля опирались главным образом на элементы мелкобуржуазные или шляхетские по своему происхождению. Именно этой типичной для Польши «шляхетской демократии» XIX века Лелевель старался приписать прогрессивные традиции; он закрывал глаза на прежнюю анархичность и эгоизм шляхты, на угнетение крестьян и религиозную нетерпимость, восхваляя стремление шляхты к свободе и равенству. Все зло в Польше имело источником чуждые элементы, которые подрывали и искажали «национальный дух». Римская церковь отменила старое славянское богослужение и поставила Польшу на службу своим собственным интересам; средневековые города, основанные на «тевтонском» праве, оторвались от польского общества; короли из иноземных династий стремились подчинить свободных граждан своей самодержавной власти; прежде же всего магнатство, украсив себя чужеземными титулами князей и графов, уничтожило шляхетское гминовладство, ввергло страну в анархию и довело ее до гибели. Магнаты, Рим, иезуиты, монархизм, немцы-горожане — вот каковы были для Лелевеля источники старых слабостей и старых грехов Польши. Осуждая их в прошлом, автор одновременно атаковал современный ему монархическо-аристократическо-католический лагерь, лагерь Чарторыского, с которым он вел политическую борьбу.

Как же это? — изумится читатель. Так, значит, Лелевель ради конкретных политических целей искажал историческую истину! Где же его научная добросовестность и чего тогда стоят все его исследования? Воздержимся, однако, от осуждений.