Иоахим Лелевель - [13]

Рано утром 30 ноября на стенах столицы появилось воззвание Совета управления, так называемого «законного» правительства. Оно сообщало о включении в состав совета нескольких граждан, пользующихся репутацией патриотов, во главе с князем Чарторыским. Воззвание призывало население сохранять спокойствие и порядок. О том, что произошло, оно выражалось следующим образом: «Столь же печальные, как и неожиданные происшествия вчерашнего вечера…» Было очевидно, что политическое бездействие повстанцев оставило свободу действий лагерю контрреволюции. Члены правительства в течение прошедшей ночи умоляли Константина, чтобы он силой подавил восстание. Он ответил, что поляки должны решить этот вопрос сами. Польские аристократы взялись за это дело. В течение нескольких следующих дней они морочили голову обществу патриотическими тирадами, а тем временем последовательно стремились к разоружению революционных элементов.

С запозданием спохватившись, Лелевель стремился исправить ход событий. Он отправился на заседание правительства и, принятый его членами, объяснял им, что восстание является национальным делом, что его целью должно быть объединение всех частей прежней Польши. На следующий день, 1 декабря, в замке собралось десятка полтора депутатов сейма, случайно оказавшихся в Варшаве. По предложению Лелевеля было решено обратиться к правительству, чтобы оно устранило из своего состава лиц, не заслуживающих доверия, включив в правительство нескольких членов посольской палаты. Это вновь был шаг не вполне последовательный, что немедленно использовал министр Любецкий, наиболее ловкий из деятелей контрреволюции. По его предложению в отставку подали два члена правительства, известные своим низкопоклонством в отношении царя, и было решено кооптировать четырех представителей сейма, в их числе Лелевеля. По мнению Любецкого, Лелевеля, изолированного в правительстве, было легче держать в руках, чем Лелевеля вне правительства, стоящего во главе оппозиции.

Кабинетный ученый вошел в эту ловушку, не отдавая себе отчета в последствиях своих действий. Он сразу втянулся в дискуссию о целях революции: выступили ли повстанцы в защиту нарушаемой конституции, или добиваясь присоединения к королевству «захваченных» восточных провинций, или с мыслью о полной независимости? Любецкий рекомендовал не предрешать событий, пока сейм не примет решений; путем переговоров можно будет многое выторговать у Николая. В действительности целью Любецкого была ликвидация конфликта путем переговоров, между тем шансы революции зависели от ее решительных наступательных действий.

Аргументом, говорящим в пользу переговоров, был тот факт, что великий князь Константин стоял еще в предместье Варшавы с несколькими тысячами русских войск и верных ему польских частей. 2 декабря к нему отправилась депутация, в состав которой входили Чарторыский, Любецкий, Островский и Лелевель. Последний высказался за то, чтобы Константин как можно скорее оставил королевство, — так в конце концов и было решено. Таким образом была пресечена возможность дальнейших контактов польской контрреволюции с братом царя, но и потеряна возможность разбить Константина, взять его в плен — словом, сжечь мосты за собой.

Об этом сжигании мостов, о развитии сил революции думали варшавские конспираторы. Стараниями Мохнацкого вечером 1 декабря был основан революционный клуб, а его председателем заочно был избран Лелевель. 2 декабря Мохнацкий выступил в клубе с гневным осуждением Совета управления; он требовал создания нового, революционного правительства и немедленного начала борьбы с силами царизма. Вооруженная толпа народа подошла к зданию правительства, группа членов клуба ворвалась в зал заседаний и представила свои требования. Напуганные члены совета обещали рассмотреть их доброжелательно — до свержения правительства дело не дошло.

Присутствовавший при этом событии Лелевель хранил молчание: он не поддержал позиции правительства, в составе которого заседал, и не поддержал также представителей клуба, которые избрали его своим председателем. Его поведение оставляло в высшей степени двусмысленное впечатление. А между тем намерения Лелевеля были ясными: он хотел предотвратить внутренний конфликт, он надеялся, что клуб заставит аристократию выступить на стороне революции. Лелевель считал, что Чарторыский и ему подобные выступят на стороне нации, поскольку у них не будет другого выхода. Вслед за тем он явился на заседание клуба приветствуемый возгласами: «Да здравствует великий Лелевель, защитник родины!» Он выступил смущенный, худой, еще более бледный, чем обычно, на нем был старый сюртук, короткие старомодные брюки, высокие сапоги. В своей речи он рекомендовал «чрезвычайную умеренность, чрезвычайную осторожность и полное доверие к совету». Он защищал перед членами клуба своих коллег по правительству, в особенности генерала Хлопицкого; Юзеф Хлопицкий был — трудно у него отнять — бравым солдатом, но это был решительный противник революции. Поступки Лелевеля свидетельствовали о том, что он не имел ни малейшего понятия о задачах революционной деятельности.