Инженеры - [3]

— Ну ладно. Тебе виднее. Я готова на все, — уже покорно соглашалась она, желая любой ценой избежать ненужной и опасной размолвки, которая потом заставит страдать обоих, особенно ее.

Марии легче было подчиниться ему во всем, чем добиваться уступок с его стороны. Правда, ее положение становилось мучительным, невыносимым, но он и сам понимает все это. А за то, что она покорна ему и готова для него на все, чтобы не обременять его, не мешать ему поскорее защитить диплом, он будет больше ценить и любить ее.

— Только пиши мне почаще… а то я очень жду. Пиши обо всем, что думаешь… а если будешь занят, пиши немного, но почаще, — повторила она свою просьбу. И был трогателен этот просящий и ждущий взгляд.

Авдентов увидел ее большие серые глаза, полные слез, смотревшие на него с надеждой, улыбкой и тоской, — и ему стало жаль ее и стыдно за себя… А нежность его, от которой Мария опять почувствовала себя уверенней и счастливей, показалась ему ничтожной, унизительной милостыней, какую подал он за ее большие человеческие чувства.

Уже смерклось, когда они подходили к поселку, за которым была станция. Густые сумерки окутали землю, а в небе не загоралось ни одной звездочки. Оно мрачнело, все ниже опускалась мглистая тьма. Невдалеке светили фонари у станции, и, когда Мария поглядела туда внимательней, то заметила, что вокруг них замельтешила серебристая сетка.

— Миша, смотри… снег! — изумилась она. — Вот странно!..

— Весной погода переменчива, — ответил он, глядя в ту сторону, куда указывала Мария.

Но снег уже вился и над ними — пока редкий, но живой и беспокойный: ветер усиливался. Ночь надвигалась быстро, окутывая лес за полустанком, Уже из вида скрылись дальние улицы поселка, и красный глаз семафора мигал все чаще и чаще.

— Не домой ли тебе идти, пока не поздно? — спросил Михаил не без тревоги, ведя Марию под руку. — А то разгуляется метель, — и чего доброго… Видишь, какое беспокойство в природе…

— Нет, нет!.. Я провожу тебя, — почти вскрикнула она.

— Одной ведь идти придется?..

— Ну и что же?.. Я не боюсь: тут близко… Хорошо, если бы так близко было до города! — помечталось ей.

Он улыбнулся этой неожиданной шутке, и Марии самой стало весело от того, что Михаил улыбается и что бойко шумит запоздалая метель.

Мария любила и умела петь; и грусть и радость одинаково в ней порождали эту потребность. И даже теперь, в непогоду, в пути, Мария запела негромко, невесть кому предназначая свою песню:

Не гляди же с тоской на дорогу

И за тройкой вослед не спеши,

И тоскливую в сердце тревогу

Поскорей навсегда заглуши…

Потом, оборвав вдруг, сказала с раздумьем:

— Что-то со мной творится неладное: то плакать хочется, то петь, то смеюсь… Или «весной погода переменчива»?.. Вчера пришла от тебя домой, отец за столом сидит, проверяет тетради, а я забралась в свою комнату и запела под гитару… Потом опомнилась, а отец говорит: «Ну, запел наш скворушка, — значит, весна пришла».

Авдентов знал, что отец любит ее, и спросил о другом близком ей человеке, к которому питал чувство предубеждения:

— А мать?.. все журит и учит, как жить?

— Ты не знаешь ее, — заступилась Мария. — Она очень хороший человек. И если бы ты знал, как она к тебе относится…

— Я к слову только, — не дал досказать Авдентов. — Они уже пожили, у них все по-своему… Родительские чувства… А ты… что прочитала за это время?

Многие вечера были у ней свободны, и зимой она читала много. Но сейчас ее интересовали вовсе не книги.

— Миша… мы когда еще с тобой увидимся?.. В мае?.. позже? Ну, это очень долго!.. Может, мне приехать хотя ненадолго?.. Неудобно?.. Почему?..

— Ну, если надумаешь, то приезжай. В общем, мы спишемся об этом, — обещал он.

Авдентов и сам не мог угадать сроков сдачи диплома, который займет у него не меньше трех месяцев самой упорной, усидчивой работы, а Мария ничем не могла ему помочь.

Ветер кружил и бросал в лицо снегом. Михаил отворачивался. С одной стороны его залепило мокрыми хлопьями, и эту рыхлую корку она посбила голой рукой, чтобы не мочить своих перчаток. В тот миг, когда лицо Михаила было к ней близко, она вскинула ему на шею руки и жадно припала к его губам.

Белое полотно дороги, не освещенное у переезда, уходило в туман, в неизвестность, и только небольшой участок его, у станции, освещен фонарями… Теченье жизни здесь вскипит, когда нагрянет поезд, и почти замрет совершенно, лишь только он покинет станцию. Но теперь поселок казался Марии тихим городком: тут есть заготовительные конторы, склады, небольшое депо, оптовые магазины, вокзал, средняя школа, — и, конечно, везде нашлось бы место Михаилу, — тогда все устроилось бы легко и быстро. А тот большой и непонятный город, с которым связано у ней так много тревог, сомнений и надежд, пугал ее, отталкивал и вновь манил.

Шлагбаумы были подняты; она следом за Михаилом перешла пути. Тропа повела их к вокзалу. Маневровый паровоз, вздыхая и шипя, подполз к товарным вагонам, лязгнул буферами и тут же повел обратно. Под его колесами плавился снег на рельсах, которые начинали блестеть сталью, пока их снова не покрыл белый пух.

У кассы они рядом стояли в очереди и вместе подошли к окну. Мария слышала, как Михаил сказал: «Один билет», — и назвал город…