«Инженеринг» Жюля Верна - [4]
Вчитываясь в эти контексты, мы замечаем списочные добавления не только к изначальному «каталогу», но также добавления выразительно упакованных знаний. Первая упаковка: какие обезьяны относятся к человекообразным, а вторая «знаниевая» упаковка: каковы особенности почти каждого вида из только что перечисленных.
Интересно в романе еще вот что. При сдержанной, «мужской» образности, при подчас банальных метафорах и сравнениях роман благодаря в том числе и «каталогам» воспринимается не только познавательно, но и эстетически. Здесь мы сталкиваемся с феноменом, о котором писал географ Н. Н. Михайлов: «Мы в одно время получаем эстетическую и познавательную ценности, которые тесно связаны в самом предмете и в акте восприятия и соображения. Знание излучает свет поэзии»[12].
Роман учит наслаждаться многообразием мира. Если в одном месте эвкалипты просто перечисляются среди других древесных пород, то далее раскрывается уникальная особенность этих деревьев: Нет на свете ничего чудеснее и своеобразнее этих огромных деревьев из семейства миртовых, листья которых повернуты ребром к свету и не загораживают солнечных лучей, доходящих до самой земли! Это уже поэзия не только знаний, но и мироздания.
…И получили железную крицу с корявой губчатой поверхностью; это железо еще надо было проковывать… А еще дальше Герберт приметил несколько лардизабаловых деревьев, — из их гибких ветвей, вымоченных в воде, получаются превосходные канаты…
Это был ягуар… Герберт узнал кровожадного соперника тигра, еще более опасного, чем кагуар, который всего лишь — соперник волка!
Представим еще одну упаковку сведений. Само собой разумеется, у Сайреса Смита не было ни чесальной, ни трепальной, ни гладильной, ни прокатной, ни сучильной, ни прядильной машины, ни механической прялки, чтобы прясть шерсть, ни ткацкого станка, чтобы изготовить ткань, и ему пришлось обойтись самыми простыми средствами, так чтобы не ткать и не прясть. По существу, это фотография целой фабрики, демонстрирующая и сложность, и последовательность производственных процессов.
Каталоги работают на дидактику знаний, тогда как афоризмы, коих в романе совсем немного, — на дидактику поведения.
Ведь у наших аэронавтов были знания, а раз у людей есть знания, они всегда выйдут победителями там, где других ждет прозябание и неминуемая гибель.
Впрочем, необходимость — лучший учитель, и ее больше всех слушаются.
— Но пока что давайте устраиваться здесь как навсегда, — сказал Гедеон Спилет. — Ничего не надо делать наполовину.
Но охота, как и любое дело, требует внимания, иначе успеха не добьешься.
Что в этих сентенциях гениального? Но вот оказывается, что мы обращаем внимание и на них, потому что несколько подустали от постмодернизма, интертекстуальности, релятивизма, если еще поумнее сказать — от амбигуэнтности и нуждаемся в простых и правильных словах, которые детки незаметно проглотят, следя за увлекательным и напряженным, закрученным, как пружина, сюжетом. Однако и сам сюжет работает на доказательства простых истин. Не случайно за рубежом есть термин «майнридотерапия». Чтение приключенческих романов помогает преодолевать те ситуации, которые иногда подводят под понятие «ад обычной жизни» или под фразеологизм «делать из мухи слона».
Как занятия математикой, считается, воспитывают честность, так и технари с их приоритетом точности — Жюль Верн показывает это на примере инженера Смита — находят психологически точное, оптимальное поведенческое решение. Приведем в подтверждение сказанному два контекста.
— Только я об одном вас прошу…
— О чем? — спросил журналист.
— Давайте смотреть на себя не как на несчастных людей, потерпевших крушение, а как на поселенцев, прибывших на этот остров с определенной целью — основать тут колонию! (с. 105).
Инженер не разочаровывал Пенкрофа, не высмеивал непомерных мечтаний этого славного человека. Он знал, как заразительна уверенность; он даже улыбался, слушая Пенкрофа, и ничего не говорил о тревоге, которую испытывал порой, думая о будущем (с. 182).
Выше мы привели афоризм: не нуждаться в надеждах, не нуждаться в успехах.
Главное — действовать, упорствуя…
Нас шестеро, — поправил сотоварища Сайрес Смит, подняв палец кверху. В роковую минуту на помощь придет Бог, только надо вести себя достойно.
В романе роль таинственного спасателя играет за кадром капитан Немо, что срабатывает как метафора любой ситуации: старайся, работай — и тебе поможет «случай». В обычной жизни рассчитывать на капитана Немо не приходится, однако существует же мало известная нам французская пословица: Жизнь всегда присылает вовремя нужного человека.
Колонистов окружал океан, и морская терминология частотна в романе: галс, шпангоуты, планшир, ватер-штаги, вант-путенсы… Реи, гики, флагшток и весь прочий рангоут, а также весла и другие части были закончены в первую неделю октября…
Через полчаса Айртон, ничем не выдав своего присутствия, уже ухватился рукой за ватер-штаги бушприта. Передохнув немного, он вскарабкался на цепь и благополучно добрался до княвдигеда.
А теперь соединим каталоги: морской, металлургический, химический, ботанический, метеорологический (есть и такой в романе) и поднимемся над идеей инженеринга. Все это надо было знать, повторим и подчеркнем, писателю, тогда как мы, филологи, богатство словаря, особенности индивидуального лексикона и вообще языковой ландшафт привыкли отслеживать на уровне эффектных образных средств, но отнюдь не на уровне парада терминов.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.