Инженер слишком любил цифры - [26]

— Более чем! — буркнул Марей.

Он неслышно удалился, снова лег и заснул только на рассвете. Его разбудил инспектор.

— Шеф… Шеф… Монжо приходит в себя.

Взлохмаченный, небритый, с горьким привкусом во рту, Марей бросился в палату. Санитарка вытирала вспотевшее лицо Монжо. Она сделала Марею знак ступать тихонько. Монжо открыл глаза и уставился в потолок. Он пытался выбраться из поглотившего его тумана, рот его скривился, обнажив острый клык. Санитарка смочила ему губы, и раненый издал языком какой-то чмокающий звук. Марей опустился на колени, но уловил лишь короткий стон. Затем веки раненого медленно опустились, и Монжо потерял сознание. Стиснутые в кулаки руки разжались и упали по бокам.

— Он умирает? — спросил Марей.

— Дела его не блестящи, — прошептала санитарка, отламывая головку ампулы.

Комиссар совсем пал духом и ушел. Он выпил чашку кофе в обществе Фреда, который провел ночь у себя дома и явился получить распоряжения.

— Что в газетах? — спросил Марей.

— Они ругают правительство: не заботится об охране населения, всюду беспечность, халатность, в общем, сами знаете. Охота на тех, кто несет ответственность, началась.

— Хорош я, нечего сказать, — вздохнул комиссар.

Он наспех, без зеркала, побрился, взяв у привратника скверную механическую бритву, от которой тут же, как от терки, воспалилась кожа. Потом позвонил Люилье, тот просто из себя выходил.

— Пусть его колют, опаивают лекарствами, — кричал Люилье, — только чтоб заговорил!

— Обратитесь к хирургам, — ответил на это Марей.

С завода позвонил Табар, чтобы получить какие-то сведения, но Марей послал его подальше. Заложив руки за спину, он бродил по больнице и, стиснув зубы, так и кипел от злости. Он поклялся себе довести это дело до конца, даже если ради этого придется взять отпуск. Но если Монжо умрет, с чего тогда начать расследование?… Черт возьми, а телефонный звонок?

— Фред!

Он вернулся в комнату, служившую ему кабинетом, глаза его блестели.

— Беги в бистро на улице Броссолет и допроси хозяина. Вчера вечером он слышал убийцу. Возможно даже, он уже видел его раньше вместе с Монжо. Поторапливайся!

Марей дал себе время насладиться первой сигаретой за день и, шагая взад и вперед по двору, придумал новую версию: Монжо должен был ждать убийцу где-то неподалеку от завода. Он погрузил цилиндр в машину и увез, а преступник тем временем мог вернуться на завод через главный вход. Надо будет проверить, чем занимались в это время все служащие, включая и руководство. Табар, верно, проделает эту гигантскую работу…

Размышления Марея были прерваны. Его позвали: Монжо как будто приходил в себя. Марей побежал по коридорам и только по дороге заметил, что забыл надеть галстук. Монжо выглядел не таким мертвенно-бледным. Дастье, молодой хирург, кончал перевязку.

— Он слышит, — сказал хирург. — Попытайтесь, только недолго.

И Марей начал что-то путано говорить, он уже не знал, с чего начать. Монжо повернул голову. Глаза у него были мутные, рассеянные, и все-таки они следили за движениями комиссара.

— Монжо, — прошептал Марей, — я был там… когда в вас стреляли… в саду… Вы меня слышите?

Монжо опустил веки.

— Хорошо… Я следил за вами… Как зовут того, кто покушался на вас?… Назовите только имя, и на сегодня будет довольно.

Дастье и обе санитарки подошли ближе. Раненый пытливо вглядывался в лица, со всех сторон склонившиеся над кроватью, словно с огромным трудом пытался отделить образы, возникшие перед ним наяву, от тех, что осаждали его во сне.

— Только имя, — повторил Марей.

Монжо мотнул головой справа налево.

— Он отказывается, — шепнула санитарка.

— Скорее всего, просто не знает, — сказал Дастье.

— Имя? — жестко произнес Марей.

Дастье взял руку Монжо, щупая пульс, и Монжо ответил ему неким подобием улыбки. Марей еще ниже склонился над ним.

— Послушай, Монжо… Ты ведь знал его?… Закрой глаза, если ты его знал… То, что я от тебя требую, совсем нетрудно… Ты не мог его не знать. Так что закрой глаза, и все.

Глаза Монжо оставались широко открытыми.

— Нечего рассказывать мне сказки, — проворчал Марей. — Он-то тебя отлично знал.

Монжо закрыл глаза.

— Он тебя знал, а ты его нет?

И тогда без всякого выражения, голосом странным, похожим на рыдание, Монжо произнес:

— Нет.

Гримаса боли скривила его рот.

— Оставьте его, — приказал Дастье. — Он уже обессилел.

Он подтолкнул комиссара к выходу. Марей тотчас же стал звонить Люилье.

— Все в порядке, — говорил он возбужденно, — он скоро сознается. Он уже ответил.

— Он знает убийцу?

— Уверяет, будто не знает, но это ложь. Я не мог его долго допрашивать, он еще очень слаб. Но сегодня вечером я за него возьмусь. Не забудьте побеседовать с хирургом. Его зовут Дастье. Парень умный, готов помочь нам… Что слышно у Табара?

— Ничего.

— Я вас предупреждал, — заявил Марей и повесил трубку.

С этого момента между раненым и полицейским начался опасный поединок. Марей был терпелив. Монжо чувствовал, что на его стороне санитарки и хирург. Дастье не отказывался помогать Марею, но, как только видел, что силы Монжо на исходе, тут же вмешивался, выпроваживал Марея из палаты, и упрямый комиссар шел в коридор, курил сигареты одну за другой, потом снова возвращался.