Иные песни - [47]

Гостеприимство эстле Лотте, каким бы ни было большим, обладало своими границами, впрочем, и не было такого обычая, чтобы возмещать гостям затраты на покупки, поэтому пану Бербелеку пришлось заплатить за костюмы для себя и детей из собственного кармана. Тем не менее, он удивленно поднял бровь, когда увидел счет, представленный медийским портным и вавилонским ювелиром Лотте: девяносто процентов оплаты составляли вещи для Алитеи. Ясное дело, что заплатил, не споря; тем не менее, при первой же возможности расспросил Порте и Антона относительно ходивших среди слуг и рабов сплетен (самый верный источник информации в любом доме), и тут стало ясно то, о чем, по сути своей, Иероним догадывался и сам: большую часть времени Алитея проводила с эстле Амитасе, во дворце или в городе, в эксклюзивных банях и сомеях текнитесов тела, свои закупки она проводила тоже в компании Шулимы. Она морфирует ее у меня же на глазах, злился про себя пан Бербелек. Теперь, когда Алитея наиболее податлива. Амитасе лепит ее будущее. И как я могу это предотвратить? А не могу; пришлось бы переломить Форму собственной дочери, пришлось бы связать ее волю. Когда же это началось, на «Аль-Хавидже»? Или уже во время встречи в цирке? Все-таки правда, что родители никогда не становятся ближайшими друзьями собственных детей; эта роль всегда достается чужим, когда дети ищут способ вырваться из под формы отца с матерью — они всегда вслепую влетают в противоположные формы. Вот только в случае Абеля таким чужаком стал я. А вот Алитея… — Алитея нашла себе Старшую Сестру.

Но когда он увидал ее тем вечером в огромном атриуме дворца, рядом с племянницей Гипатии, приветствующей новоприбывших гостей, в одном из тех платьев, за которое заплатил чуть ли не состояние — вся злость из пана Бербелека испарилась, и он в спокойствии духа признал, что здесь Шулиме проиграл, и что зол он, по сути своей, даже не по этой причине. Дело в том, что он увидел красивую женщину, гордую аристократку. В течение этих немногих дней Амитасе смогла преобразить Алитею в александрийскую аристократку, даже кожа у нее, каким-то чудом, стала принимать тот самый медный оттенок цвета «навуходоносорова золота». Черные локоны падали на плечи старательно пристриженными волнами, до такого же черного, широкого пояса, прошитого серебряными нитями; из под него вытекал снежно-белый шелк длинной юбки с разрезом чуть ли не до колена; в разрезе мерцали золотые ремешки высоких сандалий, несколько раз охватывающих стройную голень выставленной слегка вперед ноги. Алитея стояла выпрямившись, откинув голову назад, приподняв подбородок, отведя плечи и выдвинув вперед груди — пускай еще далекие от навуходоносоровой морфы; серебряное ожерелье стекало между ними сосулькой холодного металла; наполовину спрятавшееся за горизонтом Солнце высекало из него колющие искры, когда Алитея поднимала правую руку, поворачивая ладонь так, чтобы прибывшие аристократы могли, в поклоне, поцеловать внутреннюю часть ее запястья, и высокие аристократы Эгипта и вправду кланялись, принося формальные поцелуи — она же одаривала их кивком головы и движением черного веера из крыла василиска, который держала в правой руке с легкостью и уверенностью, достойными даже эстле Амитасе: открыть, закрыть, затрепетать перьями, вновь сложить, прикоснуться предплечья гостя — даже когда потом они отходили и смешивались с другими, то все равно оглядывались на Алитею, вполголоса обменивались замечаниями, пытались перехватить ее взгляд. Но она делала вид, будто их не замечает.

Справа от эстле Лотте стояли ее сыновья, а также эстле Амитасе и эстлос Камаль, единоутробный брат Лаэтитии. Это место должен был занимать эстлос Бербелек, но он отговорился какими-то делами. Хуже всего, что отговорка была чистой правдой: в соответствии с информацией, полученной от Анеиса Панатакиса, приглашение принял и во дворце эстле Лотте появился эстлос Кветар Ануджабар, один из двух основных учредителей Африканской Компании. Не ожидая формального приглашения, он подошел к Иерониму и сам инициировал разговор. Понятно, что он был значительно выше собеседника, из-под расстегнутой картибы выглядывал черный, мускулистый торс (большую часть года Ануджабар проживал в антосе Меузелека, в крепости Сала на западном побережье Африки); его лицо обрамляла пристриженная в квадрат борода, толстые губы постоянно были искривлены в оскорбительно откровенной усмешке. В связи с неразговорчивостью Бербелека он легко навязал собственную форму беседы. Рюмкой с абсентом он указывал на отдельных гостей и вполголоса излагал Иерониму наиболее забавные связанные с ними сплетни; иногда эти сплетни, на самом деле, оказывались аллюзиями-комментариями относительно изложенных в письмах Кристоффа Ньюте коммерческих предложений. Пан Бербелек слушал с интересом. Эстле Лотте, по-видимому, и вправду знала каждого, кого бы стоило знать в Александрии.

— Эстле Марта Одийджа, Вторая Поверенная Гемм, на самом же деле контролирует канцелярию Гипатии и разделяла с Гипатией двух последних любовников; как-то раз взбесилась и задушила нескольких своих рабынь. О, а вот это Изидор Вул, улыбнись ему, эстлос; эти двое — это его телохранители, в прошлом солдаты Ужаса; странно, что он вообще пришел, если бы ты знал, в какой крепости он живет; когда-то он практически монопольно вел торговлю с Золотыми Царствами, в последнее время все испортилось, страшная конкуренция, было три, а то и больше покушения. Упрак Индус, нет, не тот, влево… рядом с римлянкой с рубином в сиське — Упрак унаследовал безумие Химеройоса, форсирует проект плотины на Ниле и уже утопил половину собственного состояния; Гипатия с Навуходоносором, естественно, никогда не дадут согласия, но, клянусь Кристосом, не говори ему этого, ха-ха! Ага, а вот появился и наш косоглазый дипломат, Узо, человек ипонского императора — он редко выезжает в город, держится на границе короны Золотого. При дворе очень популярен — дает просто гигантские взятки. Вот если бы только знал, ради какой цели. За цветами джаприса, под зонтиком — сестры Ичепе из Птолемеев. Ази и Трез, только их не различить, кто из них кто: живут вместе, замуж вышли за одного и того же мужчину, текнитес убирает мельчайшие разницы тел, по-видимому, они и сами себя не различают, одна морфа. Ага, вон тот юноша, который никак не может оторваться от руки твоей дочки — эстлос Давид Моншебе, из Вторых Моншебе, внук наместника Верхнего Эгипта, арес. Он хотел сбежать, завербоваться в Ужас — отец держал его под стражей где-то с полгода. Видно, поддался, а может и Давид дал какую-то присягу. А вот эти, что входят — Глакки. В семье имели демократа, подозрительная морфа, лучше держаться от них подальше. Вот эта красотка, что как раз здоровается с Лаэтией — эстле Игнатия из Аршаканидов, родом с Инда, но уже два поколения в короне Золотого; Игнатия, якобы, даже лично встречалась с кратистосом. На другой стороне бассейна, перед флейтистом — эстлос Гейне Оникос, только-только возвратился с джурджи. Ведь ты тоже собираешься на джурджу, правда, эстлос?