Иные песни - [153]

— Гауэр, Гауэр, Гауэр, — буркнула эстле Лятек, постукивая сложенным пифагорейским кубиком по поручню кресла. — Сам слышал. И что мне со всем этим делать?

— Эстле. — Гауэр Вавилонянин склонился во второй раз.

— Скажи, крыса.

— Я жду, когда ты откроешь мне причину, ради которой позволила мне все это выслушать, эстле.

— Как скоро ты получишь через гелиографы ответ из Нового Вавилона?

— Люди Семипалого никогда не спят. Пятнадцать часов.

— И ты засвидетельствуешь о намерениях Навуходоносора.

— Засвидетельствую, — вавилонянин усмехнулся под носом. — Такова моя судьба.

— Который час?

— Полночь уже давно прошла.

Эстле прижала ноготь к левой ноздре, глянула на шпиона прищуренными глазами. Пирокийный свет падал на ее левый профиль, на левую грудь, классический александрийский изгиб, на ее левое бедро под гладкой тканью юбки; за ней был темный Мареот и зарево Александрии. На какой-то миг Аурелия даже не была уверена, видит ли она Алтею или же Вечернюю Госпожу. Она мигнула: раз, другой.

— В данный момент стратегос Бербелек уже контролирует Амиду и Пергамон, — заявила эстле. — Марий Селевкид будет коронован царем Четвертого Пергамона. Иероним Бербелек получил для себя подходящую точку опоры, чтобы сдвинуть Землю. Пока же войска не соберутся — именно это и есть тот короткий момент, Гауэр — у меня есть предложение для Семипалого: либо он, либо Навуходоносор. С кем должны вступить в союз Селевкид и стратегос Бербелек, и кто падет их жертвой, и чья страна будет разорвана Пергамоном, Аксумом, Ефремовыми измаэлитами — опять же, тем вторым, своим врагом и соседом — Эгипет или Вавилон? Так что пусть люди Семипалого выбирают.

Гауэр покачал головой.

— Он никогда не атакует Чернокнижника.

— Я спрашиваю не об этом. Спрашиваю: даст ли он клятву нейтралитета в отношении Бербелека, признает ли Царство Пергамона и вышлет ли в случае необходимости войска в Эгипет. Ты же слышал, каково условие Золотого в отношении союзников: падение Вавилона.

— Да.

— Что: да?

— Да. Семипалый даст такую клятву.

Эстле Лятек подалась вперед в кресле, к эйдолосу кратистоса Вавилона.

— Ты уверен?

— Эстле, — вздохнул Гауэр, — я, к сожалению, всегда уверен.

— А когда Чернокнижник падет…

— Если Чернокнижник падет, эстле, если.

— Если.

— Ба!

— Так. Так. Хорошо. — Эстле снова опала на спинку кресла. — Но здесь имеется одно дополнительное условие, — продолжила она.

— Догадываюсь.

— Действительно?

— Говори, эстле, я должен это услышать.

— После падения Навуходоносора кратистос Семипалый в качестве союзника, соседа и главного участника альянса, будет иметь решающий голос по вопросу политического будущего Эгипта; он обязан заранее предусмотреть это в договоре со стратегосом.

— Слушаю.

— Необходимо посадить на трон новую Ипатию. А Вавилон сохранит право вето относительно ее избрания.

— И этой новой Гипатией должна будет стать — кто?

— Ой, Гауэр, Гауэр, Гауэр, ты же глядишь на нее.

Вавилонянин громко чмокнул, выдул губу.

— Это все?

— Достаточно! — рассмеялась Алитея.

— Итак, пятнадцать часов, эстле.

— Иди.

Тот поклонился в третий раз и вышел.

Аурелия терпеливо ждала. Эстле Лятек вращала в ладони отполированный прикосновениями тысяч пальцев ликоторый пифагорейский кубик; серебряные символы, выбитые на его гранях, поблескивали в свете пирокийных ламп. Кубики Пифагора оставались запрещенными на Луне; Аурелия лишь недавно познакомилась с этими хитроумными игрушками. Но, были ли они только игрушками? Легенда гласила, будто бы первый кубик спроектировал сам Пифагор, но правды, естественно, никто не знал. Кубики, как правило, деревянные и величиной с детский кулак, имели форму правильного многогранника, состоящего из долутора или более десятков меньших многогранников. Каждая стенка любого из них (и, в последовательности, всякая стенка главного многогранника в любой конфигурации) имела подпорядоченное число, сумму меньших чисел, описывающих края. В результате, количество нумерологических и геометрических комбинаций было необычайно огромным; для каждой из комбинаций имелись богатейшие философские и религиозные интерпретации. Пифагорейцы Пост-Александрийской Эры использовали кубик для тренировки детских умов, подготовки их к ментальной дисциплине секты. В вульгаризированной версии, лишенной символических обозначений, кубик распространился по Земле именно как игрушка для детей, популярная мозаика. Но даже и в такой форме, используемая в систематичных тренировках, она влияла на морфу разума. Аурелия знала, что некоторые земные софистесы, в особенности же — ориентальных школ, считают, будто бы путем многолетней гимнастики разума с помощью кубика Пифагора можно достичь Формы, позволяющей заметить самую глубинную структуру реальности, увидеть Число Бога.

Наконец эстле Лятек вышла из состояния задумчивости и вспомнила об Аурелии. Она отложила кубик и кивнула рытеру.

— По-видимому, ты действительно говорила правду.

— Предупреждаю тебя, деспоина: я все повторю стратегосу.

— Ну конечно же, обязательно повтори. Разве я не отдала ему сейчас на тарелочке Эгипет с Вавилоном? Он ведь не пожалеет мне этой мелкой награды!

Она подмигнула Аурелии и встала, по-кошачьи потягиваясь. Аурелия тоже поднялась.