(Интро)миссия - [39]

После дозы таблеток я разрядился не скоро. Но вот, наконец, Серёжка щедро вознагражден за свой труд. Я чувствую, что не в состоянии подняться. Надо ведь вернуться. Вдруг Иришка уболтает Буденного, а меня в отделении нет? Пока собираюсь, Серёжка предлагает мне компромисс: как только я увольняюсь, он забирает меня к себе и прекращает свой опасный бизнес. Я не соглашаюсь: сегодня или никогда! Он выбирает второе.

А Ирина действительно сотворила чудо. Встретила меня у входа в корпус с вопросом: „Где тебя хрен носит?“ и уведомила о том, что у меня, наверно, еще что-то с пищеварением, и что Буденный решил за пару недель проверить и желудок. Он встречается мне, когда я иду к нему, дабы поговорить о моем пищеварении. Повторяет только что услышанное от Иришки. Я рассыпаюсь в любезностях. Конечно, он прекрасно понимает, что мой желудок болит примерно так же, как и его правый ус. Просто надо доделать работу в аптеке — проверка из Минска скоро. Дает мне две недели сроку, и я говорю, что постараюсь успеть, прекрасно осознавая, что там работы и на день не будет.

Целую ручку милой Иришки. Провожаю ее до ворот, когда она идет домой. Я теперь провожаю ее каждый день, когда она дежурит. Завтра она в ночь.

— И всё-таки, почему ты решила помочь мне?

— Так, нравишься. Просто ты не такой, как большинство.

А я и сам это знаю.

Ночью я никуда не пошел — спал без задних ног. Наутро заставили сдавать желудочный сок. Это что-то ужасное — глотать этот гадкий шланг, старый, затасканный, пропитанный соками старых вояк! Один на всех. Заставил медсестру мыть его при мне. Отходил я долго. В палате не было никого, все работали на огороде — там опять что-то выросло. Те двое тоже. Представляю, как им тогда хотелось заехать мне по физиономии! Когда уходили, глазищи аж сверкали. Ну и шланг им в рот!

А с Серёжкой всё кончено. Я не могу. Может, я действительно идиот какой-то? Ведь каждый вправе заниматься тем, чем хочет. Я же это сам всегда проповедую. А ему не разрешаю. Не могу же я ревновать его к анаше? Значит, что-то другое. Я боюсь его потерять, неожиданно, в самый неподходящий момент. Поэтому лучше сейчас. А вдруг это подействует на него? Ведь живут же люди на одну зарплату? Нет, он так не может. И откуда только взялась тяга к красивой жизни у провинциального мальчишки? Хотя, что я заладил? Всё уже кончено. В любом случае мы в конце концов расстанемся. Тогда чего же я боюсь? И всё равно больше не пойду. Я убедился в его любви, пусть теперь немного помучается… Господи, и почему мы так жестоки к тому, кого любим?

Весь день я пролежал в палате. Даже курить не ходил. Только пописать вставал. Под вечер сопалатники встревожились. Как это так: Димка два дня и две ночи никуда не ходит? Уж не заболел ли? Да пошли вы все, ничего вы в этой жизни не понимаете!

Иришка пришла. Ее голос я бы узнал из тысячи. То и дело в разных уголках отделения слышался ее строгий прокуренный баритон. Старцев гоняла только так. Попадись ей под горячую руку сам Буденный или начальник госпиталя — и их бы послала туда, куда мне уже хотелось пойти. Наконец, все угомонились, и я пошел к ней в гости. Ирка курила, прислонившись смазливой мордашкой к окну, и смотрела вдаль. Немного напугал ее. „И всё-таки, Ириш, я немножко не понимаю, чем же я не такой, как все? Лучше всех? Ну, это ты уж слишком! Чем же я лучше всех? Доставай лучше спирту, выпьем за то, что я лучше всех“. После двух стаканов до меня доходит. Влюбилась, что ли? Так я и знал! Только этого еще для полного счастья не достает! Хотя, если бы не это, не сидеть бы мне рядом с ней. Да, несмотря на то, что я каждую ночь к кому-то бегаю, она действительно любит меня. И хочет. Прям так и сказала: „Малыш, сделай одолжение, отымей разок-другой“. Я обалдел. Надька вторая! Ну, с той, положим, всё ясно. Нет, решительно ничего не понимаю в этой жизни! Третий стакан просто необходим. Тебя, Иришка, в отличие от жизни, я понимаю прекрасно, но ничем помочь не могу. Я педик, и у меня есть мальчик. Был. Никакого эффекта. Нужен четвертый стакан, но пить уже нечего… Она почти трезвая, а я пьяный вдрызг. Ир, неужели ты не понимаешь, что я не могу этого сделать? Просто потому, что не хочу. Ты всегда была и будешь для меня хорошим человеком, прекрасным собеседником. Зачем совокупляться физически? Мы же прекрасно понимаем друг друга. Пойми, после этого я не смогу относиться к тебе как прежде. Да и ты ко мне тоже… Она ласкает меня и постепенно раздевает под поток моих речей. Мне ничего не остается, как помочь раздеться ей. Я представляю вместо нее Сергея, и всё кончается хорошо — для нее. Правда, чуть не забыл вовремя вытащить, но успел всё-таки. Так что всё хорошо, если хорошо кончается. И не внутрь — она же не Серёжка.

Какое-то дурацкое состояние меня обуяло. Полное безразличие ко всему. Старшая сестра узрела, что я всё время лежу, и накапала Буденному. Тот вызвал к себе и сообщил, что с желудочным соком у меня всё в порядке, и поинтересовался делами в аптеке. Вот бы ему правду рассказать! Всё в аптеке нормально, в срок уложусь.

Не хотелось мне туда идти, но Родина сказала свое веское „надо“. Доделал я всё за день, с Сергеем не разговаривал. Под вечер Надька разоткровенничалась и поведала, что он очень переживает наш разрыв. Да что ты, милая, никакого разрыва не было! Если хотите, приду. Только пусть он придет и позовет.