(Интро)миссия - [35]

Надькин коитус с новым старым лавером шел полным ходом, когда я на цыпочках пробирался мимо их комнаты в Серёжкины апартаменты. Сегодня я действовал решительно, как никогда. Два солдатских ремня, взятые специально, связали его по рукам и ногам. Теперь я мог делать с ним то, чего бы он никогда не позволил, будучи несвязанным. И я это делал! Пришлось всё время зажимать ему рот, чтобы никто не проснулся от воплей и стонов. Малыш бился в конвульсиях, но ничто не могло помешать мне в ту ночь сделать из него первоклассного мазохиста.

На следующую ночь мы поменялись ролями. Иногда мне казалось, что лучше быть в части, чем в Серёжкиной постели. Лишь к утру я понял, как заблуждался, думая об этом. Его садистские наклонности, подхлестываемые анашой, вызывали восхищение. Во всяком случае, я первый и последний раз в жизни смог кончить девять раз. Иногда мне безумно хочется повторить эти сказочные дни, но я понимаю, что это невозможно. Их не возвратишь. Такое было возможным только с ним, и без него не имеет никакого смысла.

Днем Надька поссорилась с любовником, тем самым поставив себя перед угрозой новой порции клофелина, который опять пришелся в точку. На сей раз мы с Серёжкой выдохлись к середине ночи. Просто хотелось лежать рядом с ним. И говорить. Я искренне хотел, чтобы он раз и навсегда покончил со своим сомнительным бизнесом. Он приводил разные аргументы, но красноречия не хватало. Видимо, любовь ко мне, в которой Сергей ежечасно признавался, была намного слабее любви к деньгам и анаше. Моя неудача в той ночной дискуссии обернулась для Сергея трагически. Через пять месяцев после этой ночи он попадет в аварию, будучи под кайфом, а еще через три — один из его клиентов сдаст его „органам“. И он сядет на восемь лет. Тогда же он беззаботно смеялся, представляя, до какой степени назавтра опухнет рожа у его сестры. На этом мы и расстались, чтобы вечером встретиться опять. Тогда мне это казалось бесконечным.

Не могу с точностью сказать, почему моей главной целью в армии стал секс. Мало того, что он являлся преступлением и не был положен солдату по Уставу: он ведь к тому же мешал мне защищать Отечество, которое, как всегда, пребывало в опасности. Империалистические враги лезли со всех сторон, словно зная, что меня носит по госпиталям. И всё-таки, почему именно секс, а не, скажем, чтение книг? Тоже ведь интересно. Книжки я иногда читал, но они не могли отвлечь от мрачных раздумий. Для того, чтобы хоть иногда отвлекаться от гнета постоянного пребывания в государстве, именуемом Армией, нужен был разражитель гораздо сильнее. Вот я его и искал постоянно. А кто ищет, тот всегда найдет. Вот я его и находил. К тому же запретные места спереди и сзади постоянно свербели, и зуд этот передавался в мозги. Можно было свихнуться от безделья, безысходности и тоски. Я не считал себя сексуально озабоченным — может, только чуть-чуть. Еще и потому, что не было много времени на отдых от главного занятия в тамошней жизни.

Я не заметил, как наступил решающий день — день приезда Главного Доктора. Рассвет я опять встречал в голубом домике, так что за неритмичность пульса можно было не беспокоиться. Ближе к полудню я нажрался таблеток и почувствовал себя неважно. Это было именно то состояние, в котором необходимо было встречаться с Главным. Он был не только главным, но и старым. Да и к тому же ниже не только меня, но и Ростика. Облапал всего, обслушал, обстучал. Долго со мной возился. Наконец, отпустил восвояси. Даже не удосужился хотя бы намекнуть на мою дальнейшую судьбу. Я пошел курить к фармацевтам. Серёжка подметал. Я рассказал ему о только что случившемся рандеву с вершителем судеб. Хотелось просто поделиться сомнениями с человеком, роднее и дороже которого рядом не было. Получив от него уверения в благополучном исходе, я отправился обратно, справедливо надеясь на то, что меня ждет хорошая новость.

А новость оказалась плохой. Карлик величественно сообщил мне, что даже с такими недугами я еще смогу принести пользу родной Родине. Конечно, армия нуждается в здоровых солдатах, но и больными она не брезгует. Короче, успехов тебе, Димка, в боевой и политической подготовке! Я стоял, как после удара в челюсть. Аж скулы свело! Засос на правом соске позеленел от досады. Кстати, Карлик его так и не заметил. Черт возьми, надо было ему левый подставить, может, тогда бы и комиссовал. За милую душу отдался бы этому уроду, лишь бы домой отпустил. Скотина! Всё, я в трансе. Серпом по яйцам… Пошел спать.

Спать, конечно, не хотелось. Вернее, не моглось. Сон — лекарство хорошее. Когда спишь, ни о чём не думаешь. А раздумывать было страшно. Все надежды на „гоу хоум“ лопнули, как мыльный пузырь. Проклятый Карлик! Я сделал всё, что мог: и пульс накачал, и бледность сделал классическую, и давление поднял. От съеденных таблеток мне стало действительно плохо, и я пошел промывать желудок. Блевал я с радостным чувством очищения. Вместе с остатками таблеток выходила вся ненависть к презренному Карлику и ко всем остальным.

Почувствовав себя лучше, пошел в аптеку. По моей кислой роже издалека можно было узнать о результатах высочайшей аудиенции. Серёжка как раз вышел на крыльцо и всё понял, увидев Димку, вяло бредущего ему навстречу. Налил спирта. Потом еще. И еще. Через час я уже во всю глотку ругал всё и вся и напрочь забыл, что мне еще пятнадцать месяцев до дома. Начался тихий час — обед, естественно, я пропустил. Боясь быть уличенным в дезертирстве с кровати в святое время, попросил Серёжку проводить меня до койки. Довел он меня быстро. Нежно положил на кровать, накрыл с головой одеялом, дабы не несло перегаром. И ушел, забыв поцеловать. Сопалатники дрыхли. Теперь они мне не завидовали. От радости за то, что у меня ничего не вышло, они враз позасыпали. Я же просто отрубился.