Интимные отношения - [6]

Энни провела пальцами по сорочке. Между ними явно возникла какая-то симпатия. Но она пропала, когда он узнал ее имя. Почему его отношение так изменилось? Энни сто раз задавала себе этот вопрос и в конце концов решила, что могла принять простое любопытство за настороженность и враждебность. Такое вполне могло быть. Возможно, после инцидента на дороге она получила легкий шок, и у нее в голове все перепуталось. Этим же, наверное, и объясняется ее странное желание, чтобы Гарсон Деверилл привлек ее к себе и поцеловал.

Но тогда в чем причина этого любопытства? Если ее имя что-то значило для него, то что именно?

Положив сорочку, Энни перешла из своей маленькой, с низким потолком спальни в еще меньшую комнату Оливера. Пытаться объяснить поведение человека, которого никогда до этого не видела и никогда больше не увидишь, — пустая трата времени. Сорочка будет сегодня выстирана, а завтра отправлена. И с этой отправкой непонятный Гарсон Деверилл будет отправлен вон из ее головы.

Убирая комнату малыша — поправляя пуховое одеяло с динозаврами, укладывая его любимого медвежонка на подушку, выметая перья из-под кровати, — Энни предавалась невеселым размышлениям. Оливер упорно не хотел назвать причину вчерашней драки, но, может быть, она возникла из-за его отца — вернее, его отсутствия? Может быть, тот, другой мальчишка насмехался по поводу его таинственно отсутствующего отца?

У нее защемило сердце. Ужасно, если станет известно, что она тетка Оливера, а вовсе не его мать, как все думают, — какие же еще насмешки придется вытерпеть Оливеру?

Энни присела на край его кровати. Она растила Оливера с самого раннего детства, и он верил, что она и есть его мать. Но примерно год назад она решила, что он достаточно большой, чтобы узнать правду. Она взяла альбом с фотографиями, усадила его рядом с собой и объяснила, что его матерью была Дженни, ее сестра.

— Но она такая же, как ты, — сказал Оливер, вглядываясь в фотографию.

— Это потому, что мы были близнецами. Я очень любила Дженни, а перед тем как она умерла — тебе тогда была всего неделя, — она попросила меня позаботиться о тебе, и я дала ей слово. Даже несмотря на то, что у тебя тогда была ярко-красная мордашка и ты был абсолютно лысый. Малыш рассмеялся.

— А теперь ты меня очень любишь, — заявил он, залезая к ней на колени. Энни крепко обняла его.

— Я люблю тебя больше всех на свете. Но если ты хочешь называть меня тетей и рассказать своим друзьям о…

— Нет. Мне жалко, что моя первая мама умерла, — торжественно произнес Оливер, — но теперь ты моя мама.

Она часто напоминала ему о Дженни, беспокоясь, чтобы он не забыл о том, что она ему рассказала, но малыш, казалось, был вполне доволен тем обстоятельством, что у него, как он выражался, «было две мамы».

Энни поправила одеяло. Год назад Оливер был удовлетворен также и ее объяснениями по поводу того, что незадолго до его рождения родители решили жить порознь, но неделю назад он вдруг начал неожиданно задавать вопросы. Где дом его отца? Чем он занимается? Почему не приезжает навестить его?

Она рассказала ему, не вдаваясь в детали, что его отец живет в Лондоне, что он музыкант. Но от ответа на его третий вопрос она постаралась уклониться. Как она могла сказать пятилетнему малышу, что его родной отец не проявляет к нему никакого интереса? Не могла, поэтому сказала, что он очень занят. Но Оливер был смышленым ребенком, и она знала, что долго обманывать его не удастся.

Она нахмурилась. Может быть, написать еще раз этому бессердечному и беззаботному Лукану Чезаре?

Но она знала, что это бесполезно. Не сомневалась, что он не ответит.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Энни попыталась сосредоточиться на том, что было видно из окна. Она снимала один из двух крытых соломой коттеджей, которые принадлежали Бобу и Мейвис Райт, пенсионеру-библиотекарю и его жене, которые жили на «Ферме». Из окна был виден покрытый гравием двор, кирпичный сарай, гаражи и сама «Ферма» — дом из желтого камня викторианской эпохи.

Энни грустно улыбнулась. Издалека «Ферма» выглядела привлекательно и солидно. На самом же деле дом обветшал и давно нуждался в ремонте, точно так же, как коттеджи и сарай.

Энни перевела взгляд на вывешенное объявление: «Продается». «Ферму» пытались продать уже больше двух лет, но желающих купить не находилось.

И слава Богу, подумала Энни, поднимаясь. В настоящее время Райты гостили у своей дочери в Австралии, а Энни попросили приглядывать за домом. Сейчас как раз наступило время ежедневного обхода. Она спускалась по лестнице, когда зазвонил телефон. У нее замерло сердце. Может быть, кто-то из владельцев магазинов все-таки передумал? Моля Бога, чтобы это было именно так, Энни взяла трубку, но это оказался Уильям Прайс, агент по недвижимости, который занимался продажей «Фермы».

— Извини за беспокойство, детка, — сказал Уильям, который, несмотря на свои пятьдесят лет и крепкую семью, всегда замечал хорошеньких девушек, а Энни отдавал особое предпочтение, — но не могла бы ты сделать мне одолжение? Один человек уже дважды приезжал смотреть «Ферму» и сейчас…

— Но я никого не видела, — удивленно прервала его Энни.