Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд - [4]
И еще. Проявив доброту к мальчику, не оскорбил ли Ульянов преподавателя, делая ему замечание при учениках?
Категоричность в суждениях и безграничная уверенность в своей правоте — эти качества отца в полной мере унаследовал Владимир Ульянов, и, кто знает, может, как раз они через несколько десятилетий сделали из него не только большевистского вождя, но и тирана.
Однако вернемся в семидесятые годы.
«К Володе мать относилась спокойно, — пишет Вечтомова, — не теряясь в ненужных поисках, без замешательства и заглядывания в книгу. Глубоко, полно отдавалась она материнству.
Анечка, несмотря на научные методы воспитания, росла слабенькой, нервной. Саша, здоровый, крепкий, был задумчив и тих. Зато Володя заполнил собой всю квартиру. Он постоянно двигался, сбрасывал одеяльца, пыхтел, упирался смуглыми кулачками в плоскую подушку, мотал большой головенкой. Без Варвары Григорьевны было бы с ним не справиться».
Об этом говорит и Крупская:
«Владимир Ильич поступил в гимназию девяти с половиной лет, все время учился отлично, кончил с золотой медалью. Это не так легко ему давалось, как многие думают. Ильич был очень живым. Любил ходить далеко, гулять, любил Волгу, Свиягу, любил купаться, плавать, любил кататься на коньках».
Семья Ульяновых еще несколько раз переезжала с места на место. Вскоре у них появилась еще одна девочка — Оля. Характером она не отличалась от Володи. Была такая же беспокойная и озорная.
Они всегда играли вдвоем. Куда Володя, туда и Оля. Куда Оля, туда и Володя.
Роза Ковнатор писала в очерке «Ольга Ульянова»:
«Володя — крепкий, коренастый, на полтора года старше Ольги. Оля — миниатюрная, худенькая, но здоровая девочка. Она мало болела, рано начала ходить и ни в чем не отставала от брата, с которым была неразлучна. В отличие от старшего брата и сестры, которые были нрава тихого и задумчивого, вторая пара — резвая, шаловливая. Неистощимые на выдумки, Владимир и Ольга любили шумные игры и целыми днями гоняли по саду и двору, лазали по деревьям.
Оля беспрекословно слушалась старшего брата. Они любили тайком от взрослых отсиживаться в сарае, забираться на чердак и вести там необыкновенно увлекательную игру в индейцев».
Иногда в свою компанию они принимали и своего младшего брата Дмитрия.
Много лет спустя он вспоминал:
«Помню, как-то однажды я забрел в глухой, заросший со всех сторон уголок нашего сада и увидел там Олю, сидящую в каком-то шалаше из хвороста, низ шалаша был устлан травой. Около шалаша лежала кучка мелко наломанного хвороста, посыпанного огненно-желтыми листиками шафрана. Это должно было изображать горящий костер, на котором в каком-то котелке или горшочке готовился обед. Над головой у Оли пристроен большой зеленый лопух, изображавший головной убор индейца. Володя где-то промышлял охотой, она в ожидании его стерегла жилище и готовила еду. Оля дала мне понять, что все это тайна и рассказывать об этом старшим нельзя».
Впрочем, за отсутствием других кандидатур, Оле часто приходилось быть не в роли хранительницы очага, а противника, который неизменно попадал в плен. Поскольку, как снять «скальп» с пленника, Володя не мог придумать, он решил «сжигать» Олю на «костре». Для этого они сначала вдвоем мастерили носилки, затем девочка раздевалась догола и ложилась на носилки над костром. Володя брал в руки краски и разрисовывал тело сестры в красный цвет — это оно так «горело» и текла «кровь».
Однажды за этим занятием детей застала мать. Оля как раз «догорала». Мать растерялась, но ругать детей не стала, только сказала, что так делать некрасиво.
— Найдите себе другое занятие, — не в силах превозмочь растерянность, проронила она и начала быстро одевать Олю.
Мария Александровна была человеком мягким и добрым, и кричать на детей было не в ее характере.
Та же Вечтомова пишет:
«Мария Александровна была в своей семье не командиром, нет, скорее, она дирижер. Не раздражаясь, без окрика, тихо и неторопливо управляла хозяйством и детьми, в то же время находясь в непрерывной работе. Руки ее никогда не оставались свободными. Не было натуги, тяжести в ее работе. Ее радовало все — раннее утро, когда все еще тихо в доме и даже Илья Николаевич спит (если он дома). Отдернув занавески, она поливала цветы, шла на кухню и вместе с Варварой Григорьевной затемно готовила завтрак. Уже трещали дрова в русской печке, когда в кабинете Ильи Николаевича слышался шорох. Мария Александровна садилась за рояль и тихо наигрывала Шопена. Дети привыкли просыпаться под ее музыку. Они появлялись на пороге столовой, розовые со сна, полуодетые, и отправлялись в переднюю мыться под рукомойником и обтираться холодной водой. Помогали друг другу. Слышался смех, тихое взвизгивание. Еще более розовые бежали они в детскую одеваться, и вскоре вся семья сидела за большим обеденным столом, на котором пыхтел самовар. Малыш Коля — грудной — куксился на руках Марии Александровны.
Жизнь шла в заботах, радостях и горестях. Коля недолго прожил — горе. А вот и радость — уже старших нужно готовить в гимназию. Все будем делать, чтобы они получили образование! Для того, чтобы учиться, — все! Это было основой жизни Ульяновых.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.