Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд - [119]
— Эти тенденции, — говорил он, — надо вымести из рабочего движения, так как они в корне противоречат идее рабочей солидарности.
В мае 1914 года вся наша колония опять переехала в Поронян. Владимир Ильич убедился, что там он может работать не хуже, чем в Кракове, и что там удобнее, чем в Кракове, устраивать совещания.
В Поронян к Владимиру Ильичу приезжало довольно много товарищей из России. Оживленный и жизнерадостный, он подолгу бродил с ними по окрестностям Пороняна, давая в это время директивы и получая сведения о положении дел на местах.
Шла энергичная подготовка к очередному партийному съезду. Но созвать его не удалось: началась мировая империалистическая война. Война не могла не отразиться на нашем положении — российских граждан, находившихся теперь на «вражеской» территории. Над этим никто из нас как-то не задумывался. Мысли были заняты другим.
Связи с Россией порвались. Владимир Ильич молча ходил по комнате, когда я однажды вошел. Товарищи были в сборе. Вдруг он остановился и произнес:
— Необходимо во что бы то ни стало найти новые способы продолжения работы в условиях войны. Прежде всего следует возможно скорее установить связи с Россией через товарищей в Швейцарии и Швеции. Сегодня же напишем им. Нужно во что бы то ни стало добиться восстановления регулярных сношений с Петербургом.
Владимир Ильич ясно предвидел ход событий. Он разъяснил нам:
— Если сравнительно небольшая война с Японией, происходившая на Дальнем Востоке, так всколыхнула массы, то нынешняя война, гораздо более серьезная, к тому же ведущаяся ближе к жизненным центрам России, не может не привести к революции.
Он говорил далее:
— Со времени японской войны в российской армии не произошло никаких изменений. То же безграмотное офицерство, такой же генералитет, такое же интендантство, такой же низкий уровень вооружения. Несмотря на всю свою доблесть и храбрость, русский солдат в такой обстановке много сделать не сможет.
Чувствовалось, что, с одной стороны, война должна была приблизить российскую революцию, а с другой — она, по крайней мере на данный отрезок времени, оторвала Ленина от революционной практики. Несмотря на изменившуюся обстановку, Владимир Ильич продолжал свою теоретическую работу. Он писал статью о К. Марксе для энциклопедического словаря Гранат, разрабатывал материалы по аграрному вопросу, намечал новые работы на темы, навеянные войной.
Два раза в день, к моменту прихода газет, все собирались около почты. Там же обсуждались последние сообщения.
Владимир Ильич не принадлежал к числу оптимистов, предполагавших, что война закончится в течение нескольких недель.
— Война будет очень упорная, — говорил он, — у обеих сторон много военных и людских ресурсов. Капиталисты вынудят свои правительства вести войну до полного истощения одной из сторон.
С особенным вниманием следил Владимир Ильич за сообщениями о настроении рабочих в воюющих странах. С большим нетерпением ожидал он сообщений о заседании немецкого рейхстага, которому предстояло обсудить военный бюджет. На заседании должна была определиться позиция немецких социал-демократов. Владимир Ильич доверял им больше, чём французским социалистам: ведь немецкие социал-демократы так определенно высказывались против войны на Международном социалистическом конгрессе в Базеле.
Мне навсегда остался памятен день, когда получилось сообщение о единогласном голосовании немецких социал-демократов за военный бюджет, предложенный германским правительством. 5 августа утром я поехал на вокзал к утреннему поезду, с которым в Поронин приходили краковские газеты. В них должно было быть сообщение о бывшем накануне заседании германского рейхстага. Беру газету, читаю: «Военный бюджет принят рейхстагом единогласно». Немедленно еду к Владимиру Ильичу и взволнованно сообщаю ему это известие.
— Не может быть! — воскликнул он. — Вы, вероятно, неправильно поняли польский текст телеграммы.
Показываю ему газету с краткой и не вызывающей сомнений телеграммой. Это его не убеждает. Зовем Надежду Константиновну. К знанию ею польского языка он относился с большим доверием. Надежда Константиновна подтверждает правильность моего перевода.
Владимир Ильич сразу же оценил историческое значение этой измены лидеров немецкой социал-демократии международному рабочему движению.
— Это конец II Интернационала, — произнес он и добавил: — С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом.
Мы не придали значения этой вырвавшейся у него фразе. Потом стало ясно, что уже тогда В. И. Ленин стал вынашивать мысль о III, Коммунистическом Интернационале.
В течение нескольких дней Владимир Ильич был как-то замкнут. Очевидно, в нем шла большая внутренняя работа. Он понимал, что необходимо предпринять серьезные шаги. Со свойственной ему решимостью в важных, принципиальных вопросах он не поколебался пойти против общепризнанных авторитетов международного социалистического движения и провозгласить революционный призыв к беспощадной борьбе рабочих всех воюющих стран против их правительств, за превращение войны империалистической в войну гражданскую.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.