Интервью с самим собой - [14]

Моим следующим увлечением были наклейки на спичечных коробках. Я уже учился в школе. Почти все мальчишки нашего класса собирали наклейки. Девчонки сушили листики и делали гербарии, а мы, мальчишки, занимались более серьёзным собирательством – спичечными наклейками. В те годы никаких зажигалок не было. Зажигалки появились после войны. А тогда – только спички. Множество спичечных фабрик в стране выпускали самые разнообразные спички, в различной расфасовке и с разнообразными наклейками на коробках. Я высыпал спички из коробка и распаривал его над кастрюлькой, в которой варилась картошка. После этого наклейка аккуратно стаскивалась с коробка и закладывалась для просушки между страниц учебника. Готовые наклейки я хранил в специальной коробке. Для каких-либо игр, как фантики, они были непригодны. Но они были нашим мальчишеским богатством. Мы обменивали их, торговались друг с другом: «За эту редкую этикетку, которых у меня две, – три твоих, не таких редких». Я вспоминаю, существовала очень ценная этикетка, предмет мальчишеской гордости и тщеславия. На этой этикетке художник нарисовал спичку с горящим пламенем. Совсем неинтересная наклейка. Спичечные коробки с такими наклейками были в каждой семье, но вдруг исчезли. Родители попросили показать им мою коллекцию. Я с гордостью разложил на столе моё «богатство» и был удивлен, когда папа выбрал этикетку с горящей спичкой и тут же сжег её.

– Папа! Зачем ты сжёг мою наклейку? – заорал я.

– Подрастёшь – узнаешь. Получи двадцать копеек, за то, что нанес ущерб твоей коллекции.

Я не хотел ждать, когда подрасту, поделился с ребятами и узнал, что у них родители тоже изъяли наклейки с горящей спичкой. Один из пацанов открыл мне страшную тайну: пламя от спички на наклейке напоминало профиль врага народа Троцкого. Все спички с такой наклейкой в одночасье исчезли, стали большой редкостью и особой гордостью мальчишек, у которых, по секрету от родителей, они хранились. Такое это было время.

На смену спичечным наклейкам пришли почтовые марки. В отличие от фантиков и спичечных наклеек марки можно было не только отклеивать от конвертов и открыток, но и покупать в ларьках, как поштучно, так и в пакетиках, расфасованными по тематике или по странам. В этом собирательстве было тоже гендерное различие. Девчонки собирали марки с бабочками или цветами, а мы – с автомобилями, самолётами, аэростатами и прочей техникой. Не буду останавливаться на этом периоде моего детского увлечения. Я очень скоро остыл к маркам и стал собирать открытки с фотографиями известных артистов, что соответствовало моему возраставшему интересу к театру и мечте стать актёром. Этот интерес и мечту прервала война. Не знаю, что послужило поводом или первопричиной, когда уже в зрелом возрасте, будучи главным режиссёром театра и «отцом семейства», я вновь стал собирать марки. Наверно, бес накопительства сидел во мне и ждал, когда мог вырваться на волю. Марки – это увлекательное и полезное занятие. Возвращаешься из театра после репетиции и спектакля. Нервы на пределе. Садишься за альбом с марками, укладываешь их по тематике, по годам, по указанным на марке ценам, обращаешься с ними аккуратно специальным марочным пинцетом – нервной перегрузки как не бывало, не надо никаких успокоительных лекарств! Я собирал советские марки. У меня накопилось несколько альбомов с ними. Марки – это своеобразный документ развития страны, её истории. Нет такого исторического события, по поводу которого не выпускалась бы марка. Иногда историю «перекраивают» на новый лад, а марка, как документ, остаётся. Например, в 1922 году была выпущена марка «Голодающим Поволжья». Уважаемые братья украинцы, что же вы стали теперь утверждать, что голод был только на Украине и что его специально устроила советская власть? Есть несколько выпусков марок о помощи голодающим в нашей стране. Марки – это документ. Вот так-то, братья украинцы! Но у марок есть и вторая сторона – коммерческая. Реальная стоимость марки не совпадает с ценой, которая на ней обозначена. Стоимость – это за сколько можно купить или продать ту или иную марку. Стоимость зависит от того, на сколько она редкая, от её сохранности, от того, «погашена» ли она почтовым штампом или нет. Марка становится предметом коммерции. На марочных рынках по воскресеньям собираются настоящие филателисты, увлечённые дилетанты, в том числе дети, и марочные волки-коммерсанты, для которых марки – товар. На эти базары одно время стали ходить и мы с Алей. Я искал какуюнибудь недорогую марку по «моей» теме – «культура». Аля садилась за стол и открывала альбом для продажи.

Выглядела она молодо, ну совсем девочка, и марочные волки устремлялись к ней за наживой. У детей можно было за бесценок купить дорогую марку из папиного альбома, доставшегося по наследству. Таких марок у Али не было и интерес к ней пропадал. Тем не менее ей удавалось продать «товар» рубля на три, на которые я тут же покупал марки по «культуре». Однажды Аля купила за какие-то копейки стандартную марку выпуска 1922–1924 года. Я похвалил Алю. Рисунок «Красноармеец в будёновке» был снят со скульптуры известного скульптора И. Шадра, и значит, марка относилась к нашей теме. Я поместил её в альбом и по привычке заглянул в каталог, чтобы узнать стоимость марки. «Заглянуть в каталог» – это серьёзная и интересная работа. У одной и той же марки в связи с разнообразием печати, разными помарками, разнообразием зубцов и т. п. может быть разная стоимость – от копеек до очень больших денег. Так вот: заглянув в альбом, верите или нет, я не мог поверить своим глазам. Марка с красноармейцем стандартного выпуска 1922–1924 гг. стоила 15 тысяч рублей! Я, главный режиссёр театра, получал 250 рублей в месяц. Новые «жигули» стоили шесть тысяч, а клочок бумаги – два на три сантиметра – пятнадцать тысяч! Как развивались дальнейшие события, можете догадаться. Я одел эту бесценную марку в целлофановую обёртку, заложил в конверт и помчался на рынок, где торговали марками. Там я отыскал главного марочного волка. Он проверял мою марку через разные линзы, чуть ли не под микроскопом, разглядывал бумагу на просвет, зачем-то нюхал и, наконец, назвал цену, по которой мог бы её купить. Мы торговались. Сошлись на цене 10 тысяч рублей. Получив деньги, я тут же отправился в автосалон, купил мечту автомобилиста – новенькую «Волгу», а на оставшиеся деньги шубку для Али… Всё это – моя разыгравшаяся фантазия. Я никуда не понёс марку с красноармейцем. Оставил её у себя, чтобы не разрушать надежду. Знайте, коллекционеры! У меня самая дорогая марка, когда-либо выпущенная в нашей стране! Вот оно – тщеславие, которое начиналось с собирания фантиков, потом спичечных наклеек, а теперь – марок. Я не показывал эту марку никаким специалистам, потому что на девяносто девять и девять сотых процента понимал, что это не та бесценная марка, а её копеечная подружка, так похожая на неё. Всё-таки одна сотая процента надежды в её подлинности оставалась. Будем жить с надеждой. Подумаешь, какие-то 15 тысяч рублей или автомобиль «Волга»! Надежда дороже всяких денег. По сегодняшним ценам эта марка стоит очень дорого, не меньше, чем однокомнатная квартира с отделкой под ключ. Информация для грабителей: вы опоздали. Альбом, в котором она хранилась, украл мерзавец, который что-то у нас ремонтировал.