Интервью с самим собой - [4]

Я. Телевизоров тогда считай, что и не было. Ничего, что я на ты?

Я. Валяй. И не цепляйся к словам. Хотя раскрутил ты меня на базар, факт. И несу я какую-то чушь.

Я (вежливо). Отчего же, нет, нашим читателям будет очень интересно.

Я. Читатели! (Меня понесло; пиво действовало, но еще больше на меня действовал мой собеседник; не часто ведь удается общаться с умными людьми!) Читательницы, ты хотел казать? Ведь наша нация — самая читающая в мире, а в гендерном плане, сам знаешь, куда перекос. Смех один! Донцова и иже с ней — литература? Я стал самым настоящим женоненавистником. Когда я слышу или читаю о том, что какая-то тетка имярек увлекается фотографией, литературой, кино, театром или живописью, возникает стойкий рвотный рефлекс вкупе с головной болью.

Я. Ну это вы… ты загнул. Есть ведь исключения. Аушра, или Асанова. Лиза Джеррард. Я эти фамилии или ники, как ты догадываешься, взял «с потолка». Если подумаю, найду еще массу примеров.

Я. Так вот в том-то и дело, что это исключения, которые вовсе не подтверждают правила! Какой дурак породил мысль, что исключения подтверждают правила?!

Я. Ну ладно, не кипятись. Попробуй мыслить конструктивно.

Я. Ага, ладно. Но вот посуди сам: баба ведь ничего не создает, в лучшем случае только исполняет.

Я. Ты груб.

Я. Да. Зато правдив. Это шокирует. Мы живем в мире перевернутых ценностей, поэтому любая здравая мысль кажется на первый взгляд бредовой.

Я. Поясни, пожалуйста.

Я. Легко! По зомбоящику постоянно показывают убийства. Это норма. А порнография запрещена, это видите ли, нехорошо! То есть убивать — по кайфу, а продолжать свой род — нет. Ты подумай, какая это патология! Периодически в СМИ возникает бурление говн: ах, как же оградить бедных деток от порнографии. А насчет того, что идет явная пропаганда насилия, все дружно молчат! Приелась уже тема! Наскучила, как летающие тарелки. Заметь, в советские времена мы любили осуждать «ихние» нравы, и в этом была какая-то суть! Фильтры в браузерах меня умиляют, я счас разрыдаюсь горькими слезами. Да ваши детишки так перенастроят компьютер, что вы винду не загрузите. Короче, хрень и полный массаракш. Да вообще-то порнуха — благо!..

Я. Что?!..

Я. То́! Потому что человек, посмотрев порнуху, не пойдет на убийство, изнасилование и прочие преступления! Доказано статистикой! А вот эротика — то, что сейчас называют эротикой — полная лажа, за редкими исключениями. Потому что это пошлость. Пусть лучше будет порно.

Я. А порно — не пошлость?

Я. Нет. Порно попросту вне понятий пошлость — не пошлость. Скажем так, за гранью добра и зла. 

Я. Тяжело… Ну и унылую картитнку ты соорудил… Как-то не весело.

Я. А что, я не прав? Ты посмотри вокруг. Одна сплошная шняга.

Я. Может, все не так уж и хреново?

Я. Хреново! Еще как хреново! Это катастрофа! Мы сидим на пороховой бочке с зажженным фитилем, только горит он медленно! Ко всему ведь подлец человек привыкает, как заметил Достоевский!  

Я. Слушай, да ты злой мужик!

Я. Злой, конечно! Отчасти ты сам виноват: приперся тут со своими дурацкими вопросами. Знаешь, как достали?

Я. Кто?

Я. Вы. Люди.

Я. То есть ты не человек, что ли?

Я. Я хоббит. Или марсианин. Считай меня кем угодно, только не человеком.

Я. Опаньки! Это что, гордыня?

Я. Вовсе нет. Я не хочу сказать, что лучше вас. Может быть, лучше и вы. Я другой.

Я. Стань иным, выйди из мрака…

Я. Ну да. Не понимаю, почему пипл тащится с Лукьяненко? Писатель коммерческий, типа Кунина. Я не хочу сказать, что он плохой! Вот Дюма, например, срубал бабло, так он это делал кошерно. Вообще (уж не помню, кто это сказал) есть один-единственный критерий оценки своей работы: стыдно тебе за это или нет.

Я. А хорошо сказано!

Я. Да. Правда, есть людишки, у которых совесть отсутствует напрочь. Та же Донцова, например, или сочинительницы бесконечных так называемых «дамских» романов. Хотя и там попадаются книги неплохие, не шедевры, конечно, но читабельные.

Я. Можешь привести пример?

Я. Пожалуйста. Прихожу я как-то на работу, а под прилавком, рядом с кассовой машинкой лежит какая-то хрень без переплета. У меня, знаешь ли, есть дурацкая привычка: текст должен быть прочитан. Любой.

Я. И тебя вцепило.

Я. Ты будешь смеяться, но именно так и произошло. Два дня я ломал голову: кто же оставил такой подарок? В магазине работали две барышни: назовем их условно Ира и Катя. Будем корректны, как это ныне модно. Ну, Ира-то точно такую фигню не читает. А Катя? Я о ней просто не подумал!

Я. Вот головоломка!

Я. Покруче кубика Рубика! В конце концов оказалось, что на моих выходных в отделе работала Катя и этот покетбук позабыла. На исходе второго дня я его дочитал. На третьем мы пересеклись и я книжку ей вернул.

Я. Представляю ваш диалог…

Я. Ничего подобного! «Ну как?» — спросила Катя. «Ништяк!» — ответил я.

Я. Скажи честно, бухал?

Я. Нет. Но ты прикинь коллизию: Италия, 1860-е годы. В Америке отменили рабство, у нас — крепостничество. В Италии была своя суета. Тот самый Гарибальди — помнишь такого? — вставил пистон, кому нужно. В общем, мрак был еще тот. Война — дерьмо, а гражданская — вдвойне.

Я. И?

Я. Ну, короче, героиня, эмансипированная такая тетка (причем ее эмансипированность не вызывает отвращения почему-то) находит в кустах бойца, истекающего кровью. Причем он — враг! С другой стороны, понятно? Но она тетенька добрая, и несмотря на свою дурацкую эмансипированность, героя выхаживает. Чуешь, к чему базар идет? Не чуешь. А братец ее — крутой вояка, но находится по эту сторону баррикад.