Интервью газете «Литературная Россия» - [5]

Что касается Нарушителя, то он подталкивает людей незаметно. Его действия для них – просто проявление судьбы. Если кто-то вдруг узнаёт о существовании Нарушителя, то всё равно воспринимает это как небылицу. Никто не желает быть куклой, даже самый слабовольный человек.

М.Е.: Что делает Нарушитель? Пытается сыграть роль Бога или его вечного оппонента, без которого, возможно и само понятие Бога теряет смысл? Или ищет Абсолютного знания? Знания ради самого Знания. И, конечно, «умножает скорбь».

А.В.: Первоначально я вообще не знал, что история Нарушителя будет как-то развиваться. Я написал его Появление и забыл о нём. Напрочь забыл. Мне хотелось рассказать о Древнем Риме. Вечный Город всегда околдовывал меня. А Нарушитель был лишь мимолётном эпизодом, которому я, как это ни странно, не придал большого значения. Повесть первоначально называлась «Волки и волчицы». Я хотел прогуляться по истории человечества и рассказать о самых разных проявлениях «волчьей культуры» в жизни человека: индейские разведчики почти во всех племенах назывались волками, римские проститутки – волчицы, множество «волчьих» церемоний у охотников и шаманов, множество поговорок, где человек сравнивается с волком, и так далее… Магия занимала в моей задумке очень скромное место.

Издатель же, прочитав «Волков», схватился за повесть, сказал, что ему нужна эта книга, но её необходимо дописать. И в первую очередь развить линию Нарушителя. И вот тут моя прежняя задумка стала перерождаться во что-то совершенно другое. Пришлось раскручивать Тайную Коллегию. Если Энотея-Певица первоначально была лишь изумительной и не стареющей женщиной (был некий налёт таинственности, но не больше), то потом я сделал её тоже членом Тайной Коллегии, и поэтому после смерти её тело, наполненное магической силой, сохранялось и не разлагалось. Был у меня друид, воспитывавший прекрасную Браннгхвен, затем он тоже стал частью игры, затеянной Тайной Коллегией. Ну и всё такое… Магический мир стал расширяться и захватывать новые территории.

Возвращаюсь к Нарушителю. Он, стремясь к Абсолютному знанию и выстраивая для этого коридоры событий, не подозревает, куда приведёт его этот поиск. Да, в определённом смысле он пытается играть роль Бога, и на своём уровне ему это вполне удаётся: он ведь выстраивает жизни многих людей. Кстати, когда издатель реши изменить название книги (это первый случай, когда мою книгу переименовали), я предложил «Переступить через Бога». Нарушитель именно этим занимается – переступает через Закон, хотя в глубине души прекрасно понимает, что за это придётся расплачиваться. И всё-таки рвётся выше и выше. Такова уж человеческая натура.

М.Е.: Читая Вашу книгу, я заметила, что между описанием современного Вам мира и описанием мира прошлого, не важно, античного ли, средневекового или более близкого, но все равно отдаленного не менее, чем на двести лет, существует огромная разница. И заключается она в том, что, как мне кажется, Время и Пространство прошлого Вы чувствуете лучше, чем нынешнее. Это текст, идущий из глубины души, вызывающий дрожь, настолько он чувственен, убедителен, можно даже назвать его волшебным. И вдруг волшебство обрывается. Сохраняется просто фантастика, просто описание событий и все. Это уже главы о современности. Может быть, магии не место здесь и сейчас? Или Вы – человек Иного Времени и знаете о нем больше, чем о том, в котором Вам приходится жить?

А.В.: Прошлое я, конечно, чувствую очень сильно. Но всё-таки это относится не к любому времени, а к каким-то конкретным периодам истории. Что-то я чувствую остро, а к чему-то остаюсь глух и равнодушен. Должно быть, там не был ни я, ни мой дух.

Но если говорить о литературе и вообще о творчестве, то я давно уже заметил, что никто не умеет колоритно описывать своё время. Поясню: мы не видим деталей. Мы не придаём значения тому, что нас окружает. Мы пишем для современников, а надо писать для потомков, объясняя им нашу жизнь, раскладывая её на познавательные элементы. Рассказывая о прошлом, даже о не слишком отдалённом от нас, легко взглянуть на это прошлое отстранённым взглядом. Это мне вполне удаётся, а вот сегодняшний день не могу нарисовать словами, не понимаю, что из него надо вычленить. Римские сандалии, одежду, причёски, тарелки и яства могу описать, а сегодняшний ресторан не могу. Вернее сказать, пока не ставил перед собой такой задачи. Чтобы написать сегодняшний день так же ярко и красиво, как минувший век, надо бы мысленно умчаться лет на тридцать-пятьдесят вперёд и взглянуть на нас оттуда.

Так или иначе, но отстраняться приходится часто. Когда я пишу о туземных племенах, я почти всегда ввожу в их среду человека из цивилизованного мира. Такой человек просто необходим мне. Его глазами я познаю незнакомый мир, удивляюсь, ужасаюсь. Это тоже отстранение.

А наше время… От него надо уметь оторваться. Его надо с чем-то сравнить. Надо уметь отыскать в нём что-то такое, что удивит читателя своей необычностью. Вопрос в том, как нащупать что-то необычное в привычной нам повседневности.

Что ж, буду пытаться…

М.Е.: В Ваших романах, и первом «Нарушитель. Римский след», и во втором «Нарушитель. Белый дух», огромное количество персонажей. С ними трудно справиться? Ведь Вы вызываете их из Небытия, но потом они начинают свою собственную жизнь. Есть что-то общее между Нарушителем и Вами? Ваша проза – игра разума. Ради игры или познания, которое можно получить посредством этой игры?