Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - [29]

— Да сдались мне твои клятвы, перевертыш! — Я тоже не осталась в долгу.

Наши взгляды сошлись, как клинки на дуэли. Выпад. Туше. Безмолвный поединок, в котором ни один не намерен уступать.

Не знаю, сколько бы это длилось, если бы не заголосила желна. Я вздрогнула. Йон скривил губы.

— И все же я не верю тому, что ты не Раана, — процедил упрямо.

— Я не она!

Оборотень сделал проклятые два шага. Я инстинктивно отпрянула и вжалась спиной в ствол. Злой взгляд голубых глаз, что сейчас стали и вовсе кобальтового оттенка, сжатые в нитку бескровные губы, белые скулы — все в блохастом говорило о том, насколько теплые чувства он ко мне испытывает.

Йон сжал кулак и ударил резко, без замаха. Я, за мгновение до этого успевшая втянуть голову в плечи, зажмуриться и сжаться, почувствовала, как на макушку посыпалась кора.

Глаза открывала медленно и по одному. Успела увидеть удаляющуюся широкую прямую спину.

Мне захотелось закричать, что эта самая Раана уже давно мертва. Но смысл? Все равно ведь не поверит. Перед глазами встала картина девушки в мужском наряде, чью грудь пробила навылет стрела.

— Тебе стоит переодеться, — из омута воспоминаний меня выдернул голос Брока.

— Скажи, ты тоже веришь, что я Раана? — спросила и сама пожалела. А вдруг в ответ прозвучит короткое «да»?

— Йон горяч, он привык делить мир на черное и белое, на друзей и врагов. — Брок начал издалека, и я утвердилась в мысли, что он, как и побратим, считает меня хладнокровной стервой. — Скажем так, я не определился до конца: мне почему-то кажется, что ты не кнесса, хотя печать равнинников на твоей шее — прямое свидетельство обратного.

— А что, если она и вправду не моя? Почему ее не могли просто мне передать? Ты же шипел ей что-то… — Я закусила губу, чтобы не сорваться на банальную истерику — закономерный итог всего пережитого. «Нельзя терять голову под натиском эмоций. Только не сейчас. Не время. Не место». Дала сама себе мысленное наставление, как затрещину.

— Печать — всего лишь артефакт, а не живое существо.

— Тогда почему она стала живой?

— Не знаю, — честно ответил Брок. — Возможно, ты напомнила ей о причине, по которой она оказалась у тебя. Может, она почувствовала угрозу. А иногда… печати просто просыпаются и ведут себя самовольно. Если не чувствуют сильной хозяйской руки.

— Ты о них, о печатях, столько знаешь. — Меня озарила догадка. — Носил такую же?

Простой вопрос. А показалось — воздух вокруг заледенел. Брок стал холодным и далеким.

— Довелось, — отрезал он и сменил тему. — Одевайся. Йон скоро остынет и придет. А мы за разговорами и так много времени потеряли.

Я почувствовала себя до жути неуютно, но все же подхватила свои вещи, лежавшие рядом с костром. Однако перед тем как уйти за куст, глянула на тот ствол. Там, чуть выше моей головы, красовалась вмятина, расписанная каплями крови.

Переодевалась в зарослях, которым была отведена почетная роль ширмы. Когда вышла из своего укрытия, ни Брока, ни бурдюка у костра уже не было.

Покачала головой: его умение бесшумно передвигаться когда-нибудь доведет меня до инфаркта. Пока же я, предоставленная сама себе, аккуратно сложила развешанные накануне на просушку вещи, причесалась и села ждать.

Первым пришел Йон. Как и предсказывал Брок — остывший. Во всяком случае, убивать меня сразу он уже не хотел… Скорее уж отравить по-тихому, с невозмутимой миной.

— Учти, Раана… Или все же Лекса? — Мое настоящее имя он выдавил из себя, как эскулап — гной из фурункула. — Я буду за тобой следить. И если с Броком что-то случится, то тебя, последнюю сволочь, я убью без сожаления.

— Начнем с того, что я не последняя сволочь, за мной как минимум уже трое занимали, — вздернула подбородок и сощурила глаза.

Провоцировала. Специально. Не от излишней дури — от подобного добра я старательно избавлялась, а моя жизнь этому лишь потворствовала — а для того, чтобы понять: приступ гнева — это редкий случай, когда оборотень не сдержался, или вспыльчивость — его кредо? Чем руководствуется Йон: рассудком или чувствами? На что опираться, чтобы добиться нужного результата? Здраво рассудила: лучше провести тестирование сейчас, пока Брок поблизости.

Оборотень скривил губы в усмешке. Что же, исчерпывающий ответ. Сдержался. Не поддался. Уже хорошо.

Решила попробовать выложить блохастому против ненависти голые факты:

— Послушай, хватит клацать на меня клыками. В твоих догадках я могу быть кем угодно, но на деле — это я спасла твоего побратима. Освободила из клетки, в которой его везли на казнь. Я, а не ты. И не тебе меня судить. А что до нашего с Броком уговора… Он жив, здоров и свободен. Разве это не важнее каких-то слов?

Глаза Йона опасно блеснули, верхняя губа приподнялась, обнажая клыки. А я вдруг поняла, отчего еще недавно бесновался оборотень: он не мог себе простить того, что опоздал. Что не просто какая-то девка, а дочь его врага, невеста его врага, сделала то, что должен был сделать он, побратим. Да к тому же накинула удавку на шею того, кто был ему дорог. И все из-за того, что он, Ион, проиграл в гонке со временем чуть больше суток.

Он корил себя, а сорвался на мне.

— Знаешь, когда враги не по зубам, их едят взглядами и словами, — заявила я, щедро разбавив собственный тон спокойствием: ни намека на провокацию. — Плохо, когда ты можешь достать своего противника лишь в разговорах, но вдвойне хуже, когда ты считаешь своим врагом себя. — Я говорила и неотрывно смотрела на Йона. — Прими: что случилось, то случилось.