Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - [24]

Брок замолчал, но потом сорвал травинку и, повертев ее в руках, произнес на выдохе:

— Сегодня первая ночь, когда кто-то смог меня разбудить. Я так и не досмотрел до конца свой сон-кошмар.

Дракон говорил тихо, спокойно, размеренно. Сейчас его плечи расслабились, спина выпрямилась. Будто мой провожатый скинул тяжкий груз. Он чуть склонил голову набок, словно аристократ на великосветском приеме, и последние отблески дышащих жаром красных углей, как дотошные дознаватели, высветили седую выбившуюся прядь, что днем пряталась в волосах дракона.

— Спасибо…

Благодарность была столь неожиданной, что я даже растерялась. А когда я теряюсь, сразу откуда-то возникает сарказм.

— Знаешь, я всегда считала, что помогать людям надо так, чтобы они в благодарность хотя бы не вредили, поэтому лучшим вариантом твоего «спасибо» будет дать мне выспаться. — И гордо повернулась на другой бок.

Я уплывала в сон. Звуки леса уже не казались такими страшными и пугающими, наоборот, нашептывали, будто колыбельную пели. Хотя, может, все оттого, что я знала — рядом сидит и не дремлет, бдит, думая о чем-то своем, дракон?

Вот только когда я, казалось бы, уже совсем ушла в страну грез, послышалось шуршание, а потом чья-то сильная рука чуть подтащила меня к большому теплому боку. Меня словно спеленало коконом теплоты, уюта и заботы. И это — посреди дикого чуждого леса.

Мысль, что я все же сошла с ума, была на сегодня последней внятной. А потом… мне пригрезилась пятилетняя сестренка. Она объясняла, что гулять — это значит отталкиваться ногами от земли и рассекать личиком воздух. Я чувствовала себя счастливой в этом своем простом сне, который был родом из детства.

Утро встретило меня сонным колючим мужчиной, у которого явно прогрессировал собственнический инстинкт. Иначе как еще объяснить, что Брок не только притянул меня к своей груди, но еще и закинул для верности ногу на мое бедро, а его дыхание щекотало мне макушку.

Из этого двойного захвата я выползала ужом, чувствуя себя сапером на минном поле. Аккуратно, по миллиметру, отодвинула его руку от своей груди, медленно отвела драконову ходилку и уже было обрадованно поползла, как наглая ящерова лапа опять притиснула меня к себе.

Брок, к счастью, от моих маневров так и не проснулся.

Плюнула на тихушничество и во второй раз, скинув хваталку драконистого собственника, резко откатилась. Ящер недовольно заворочался, но вроде бы не проснулся.

— Этого не было. Ничего не было… — начала я сеанс самовнушения.

Брок недовольно заворочался. Я посмотрела на мирно спящего наглеца: ну чисто ребенок, у которого отобрали любимого плюшевого мишку.

Ранний рассветный час покрыл все окрест легкой дымкой тумана. Вокруг разлилась тишина. Но не такая, от которой звенит в ушах, вовсе нет. Она была объемной, наполненной едва уловимыми звуками, которые к полудню уже и не различишь за дневной суетой. Где-то трубили гордые лебеди, крякал хлопотливый утиный выводок…

Вчера усталость и пряный, сотканный из недавних переживаний воздух утаили от меня лесной секрет: наверняка совсем недалеко есть протока или озерцо. Иначе откуда взяться песням этих лапчатых?

Пошла на звук. Думалось — вот она, речка ли, ручеек ли, только отойди. Но на деле пришлось протопать изрядно.

Это было озеро. Небольшое, круглое, с ровными, как у плошки, краями и голубой, с изумрудным отсветом, водой, над гладью которой туман стелился особенно заметно. Озеро оказалось столь прозрачным, что у берега было видно песчаное дно со снующими в толще воды мальками.

Не удержалась, решила смыть с себя грязь и пот, но заходить далеко стало боязно. Все же воспоминания о вчерашнем болотнике оказались свежими. Поэтому зашла чуть глубже колена, как раз до той черты, где песчаник уступает место торфяной перине. Умываясь, зачерпнула пригоршню.

Юбка и рубаха остались на берегу: незачем мочить понапрасну. А я старательно отмывала плечи и руки, бедра и колени. Осмелела и села на песок, намочила свои рыжие волосы. Не сказать чтобы из них можно было сплести длинную косицу, но я старалась. Иначе они, чуть вьющиеся, за день «в свободном полете» могли превратиться в основательный колтун.

Наверное, мои рыжины были единственной особенностью, выделявшей меня из толпы. Ну, может, еще веснушки. А так — карие глаза, чуть длинноватый лисий нос… Опять же я из категории девиц мелкого калибра: ни выразительной груди, ни бедер.

А если учесть, что на яркие наряды и косметику денег мне никогда не хватало… В общем, спрячь под шапку волосы — и легко сливайся с безликой толпой.

Вода текла тонким ручейком, холодя позвоночник, отчего кожа покрылась мурашками, а губы растянулись в шальной улыбке. Чистота, нагота, свобода. И я живая, несмотря ни на что.

Шорох в кустах заставил обернуться, а потом я и вовсе начала медленно отползать в водную толщу.

Из зарослей на меня уставились два серо-синих глаза. Зверь смотрел внимательно, а розовый язык в такт вдохам и выдохам то показывался, то исчезал меж его здоровенных белых клыков. Светлая шерсть, будто серую масть кто-то щедро припорошил снегом, ростом с матерого пса из тех, что способны повалить человека, опершись о его грудь передними лапами.