Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - [15]

Я сморкалась в рубашку дракона громко и уверенно, словно территорию помечала. Ящер пришел в себя через минуту, осторожно, как болезную, взял за плечи и отстранил.

— Впечатлен, — протянул он то ли с презрением, то ли с восхищением.

— А как иначе? — шмыгнула я носом, переходя на деловой тон.

Что же, этот субчик закален и женской влагой. Жаль. Но все же до брюнета дошло, что с сумасшедшими лучше договариваться мирно и честно, а то неизвестно, какую гадость они тебе приготовят в ответ на твою хитрость.

— Давай так, — начал было собеседник, и тут меня осенило.

— Слушай. Ты можешь снять с себя долг. Даже шкурой рисковать не надо. Но при этом меня ты точно спасешь, — вспомнила о клятве отнести один сволочной штамп, в смысле печать, кнессу Верхнего предела. И о том, что мне каюк, если не выполню зарока. — Надо всего лишь помочь мне добраться живой и невредимой до одного места и человека. Ну, по рукам?

— В какое место? — подозрительно уточнил дракон, словно знал на собственном опыте профессиональное журналистское коварство.

— Ты его точно знаешь… — туманно ответила я и поскорее протянула руку.

Брюнет словно змею увидел, но потом решительно сцапал мою кисть.

— Хорошо.

Наши ладони тут же окутало сияние, и дракон ошарашенно произнес:

— Небо приняло уговор за клятву…

Я, не менее удивленная, лишь прошептала себе под нос:

— Интересное тут нотариальное подтверждение договоров. Аккуратнее надо за руки хвататься.

Когда же сияние угасло, брюнет спросил:

— Так куда идти?

— К кнессу Верхнего предела.

Глаза дракона при этих словах полыхнули золотом, а я поняла: таки убьет. Весь остаток своей жизни по земле проходит, не выплатит долг, но точно пришибет.

Отчасти я его понимала: только на волю сбежал, а его прямиком к палачу посылают.

Впрочем, дракон стоически выдержал хук судьбы в моем лице. Даже душить не начал. Но вот так выразительно посмотрел… Впору прикидывать, а не к лицу ли мне пеньковая удавка. Будь я честной, отзывчивой, доброй… в общем, не журналисткой по профессии, натуре и велению души, то непременно прониклась бы. Но, увы и ах, я лишь молча стояла и пережидала.

Глядя на ящера, поняла, что у настоящего мужчины молчание — самый громкий крик. Он не опустится до рукоприкладства, не обольет «ятями». Но вот ты стоишь, слушаешь тишину и понимаешь — все, баста!

Меня так поразила догма, которую я только что постигла, что я решилась разорвать тишину и, глядя на брюнета самым жалобным взглядом, на какой была способна, промяукала:

— Прости.

Дракон выдохнул и закрыл глаза, словно смотреть на меня было выше его сил, а потом, круто развернувшись, направился прочь.

Отойдя на десяток шагов и поняв, что я все еще стою неподвижно, он бросил через плечо:

— Пошли. Раз поклялся отвести, значит, отведу.

Признаться, я не ждала такого быстрого воплощения плана в жизнь, потому и замешкалась.

Дракон, сцепив зубы, вернулся ко мне, подхватил мой узел, запихнул в него и рюкзак, что валялся под деревом, потом, легко закинув его на плечо, потопал куда-то вглубь леса. Я, ясное дело, припустила за ним.

Так мы и шли некоторое время. Молча. Я сопела, стараясь приноровиться к размашистому шагу провожатого, он глядел вперед.

Через час инстинкт самосохранения все же капитулировал перед извечным женским любопытством вкупе с профессиональными журналистскими рефлексами. Я решилась задать вопрос. Для начала — нейтральный.

— Слушай, а как тебя зовут?

Дракон оглянулся, смерил меня еще одним взглядом из арсенала «жить надоело» и промолчал.

Я не унималась:

— Ну все же, как мне тебя называть?

Видимо, поняв, что женщину заставить замолчать можно тремя способами (причем патологоанатомы ратуют за самый кардинальный, а романтики — за самый чувственный), ящер выбрал самый быстрый. Просто ответил:

— Как хочешь.

— Ну что же, господин Какхочешь. У вас интересное имя, — сыронизировала я.

Подумав, что сама хороша — даже не представилась — решила исправить это упущение. Свое сокращенное имя — Шура — я не любила. Сколько раз кулаки в детстве сбивала, доказывая дворовым, что дразнилка к нему не клеится. Тетка Эльза его откровенно не переваривала, говорила, что ни «Саши», ни «Шуры» не несут в себе и намека на женственность. Официальное «Александра» красовалось только в подписях статей. А вот производное от него — Лекса — я любила. Тетя величала меня дома именно так.

— А меня можешь называть Лексой.

— Брок, — неожиданно буркнул месье Какхочешь.

«Ну Брок так Брок», — здраво рассудила я. Имя ему шло. Такое же сильное, уверенное. Раскат грома, не иначе. Да и хозяин ему под стать: высокий, широкий в плечах, с прямой спиной, черными волосами, спускающимися чуть ниже лопаток и с боков заплетенными в косицы — на эту картину я любовалась вот уже битый час.

Ноги устали, в горле пересохло и саднило. Неимоверно хотелось пить, но я упрямо топала следом за провожатым, думая, о чем бы еще спросить. Все же журналисты, — до последнего вздоха журналисты.

Комариное воинство кружило над моей головой, намекая на «фуршет». «Обеденный стол» в моем лице отмахивался, а иногда и отправлял в мир иной самых наглых. Наконец я не выдержала и взмолилась: