Интерфейс - [4]

Изображение отца Коззано на рыбалке на Аляске, сделанное незадолго до убившего его сердечного приступа.

Фото Коззано в форме «Чикагских медведей», сидящего на шлеме – черная мазь на скулах, свернувшаяся кровь на костяшках пальцев, травинки на плечевых пластинах.

Кольца «Пробоул»{6} с двумя разными датами времен администраций Никсона и Форда.

Последний официальный портрет Кристины, сделанный перед тем, как радиация и химиотерапия изуродовали ее; на нем тоже знак «Олан Миллз», а сделал его в чуть более приличном мотеле в Шампань-Урбана тот же самый фотограф, который запечатлел родителей Коззано в 1948.

Фото Уильяма, произносящего победную речь на лужайке перед фамильным домом в Тасколе – Мэри Кэтрин с одной стороны, Джеймс – с другой. Фото Уильяма с Джорджем Бушем в ресторане «Пекин Гурме» в Арлингтоне, Вирджиния – пересвеченный любительский снимок с автографом: Коззано и Буш в рубашках с коротким рукавом едят утку по-пекински и показывают большой палец.

Коззано на пробежке вокруг Кэмп Дэвид вместе Биллом и Хиллари Клинтон.

Приглашение на обед в Белый Дом от нынешнего президента.

Купол Капитолия штата Иллинойс опирается на фундамент из цельного камня толщиной в семнадцать футов. Коззано во время работы требовалось держать в поле зрения всю эту экспозицию, ибо для него она выполняла ту же функцию.

Коззано читал письмо, которое ему следовало подписать. Он знал, что он мог просто поставить подпись, но отец учил его, что следует всегда сначала читать, а уж потом подписывать. Поскольку работа Коззано в основном в этом и заключалась, он частенько засиживался за ней допоздна. Свою большую ручку он держал в левой руке, механически отщелкивая и возвращая колпачок на место подушечкой большого пальца.

Интерком издал нежный хлопок, когда Марша, его секретарша, включила в соседней комнате микрофон. Коззано слегка подпрыгнул на месте. У Марши был талант по части обеспечения себя работой, и когда Коззано задерживался на службе, она частенько задерживалась тоже, чтобы доделать ее. Из интеркома раздался ее голос:

– Речь о положении страны{7} вот-вот начнется, губернатор.

– Спасибо, – сказал Коззано и отключил интерком. – Ну или нет, – добавил он себе под нос.

Коззано потянулся к пульту и переключил телевизор на канал C-SPAN – он не выносил новостных выпусков – как раз вовремя, чтобы увидеть ритуальную стоячую овацию, которой встречали каждого президента, независимо от уровня его компетентности. Продолжая нажимать кнопки, он раскрыл небольшое окно в углу экрана с прямой трансляцией канала «Комеди».

Вопиющее лицемерие этой сцены вызывало в нем острое чувство отвращения. Да как эти засранцы не стыдятся оказывать почести человеку, который ведет – да что там, он даже на это неспособен! – страну к катастрофе?

Постепенно аплодисменты затихли и спикер Конгресса передал слово президенту. Последовал второй раунд обязательных стоячих оваций. Коззано насупился, покачал головой и помассировал виски ладонями. Это было за гранью его понимания. Камеры переключились, показав гордо улыбавшихся жену и детей президента. Президент театрально взмахнул руками, призывая к тишине, и начал свою речь.

– Через год я надеюсь войти в Западное крыло этого великого здания, чтобы вторично приступить к исполнению обязанностей президента.

(аплодисменты и радостные крики, раздающиеся более-менее с одной стороны зала).

Президент продолжил ритуальными жалобами: дефицит бюджета и национальный долг. Совершенно предсказуемо, причины проблем оказались все теми же: патовая ситуация в Конгрессе, рост социальных выплат, непреодолимая мощь Комитетов политических действий и, разумеется, необходимость выплачивать проценты по национальному долгу, который достиг чего-то около десяти триллионов долларов. Единственной сколько-нибудь интересной новостью оказалось заявление президента, что в ходе грядущего избирательного периода он намеревается прибегнуть к «стратегии розария»{8} и остаться в Белом доме, сражаясь с двухголовым чудищем дефицита и долга. Собственно, в этом и заключались его должностные обязанности, однако Конгресс встретил его слова восторженными аплодисментами.

Все это было так предсказуемо, так заезжено, что Коззано впал в некое подобие комы, колеблясь между скукой и отвращением. Тем больший шок он испытал, когда взорвалась бомба.

– Мы должны или урезать обязательства – выплаты пожилым гражданам по программе социального страхования и больным по программам «Медикэр» и «Медикэйд»{9} – или отказаться от выплаты процентов на национальный долг. Действительно, мы заняли эти деньги. Мы должны вернуть их, если сможем. И мы, разумеется, должны приложить все усилия, чтобы расплатиться с долгами. Но не за счет больных и стариков.

(аплодисменты и одобрительные крики)

– Наш долг – это результат нашей собственной греховной безответственности в фискальных вопросах, а последствия творимых грехов следует принимать смиренно.

Но мне напомнили о словах великого русского религиозного деятеля Распутина, который однажды сказал – в сходных экономических обстоятельствах – великие грехи требуют великого прощения.