Интерес в этой жизни - [2]

Она видела, как по карте моего лица расползается вселенская печаль. Миссис Рафтери не вредная тетка, бывают хуже. Она сказала:

— Открой глаза, милая, глядишь, и отыщется неподалеку утешенье. — Она показала нетвердым пальцем на ту сторону улицы, где, привалясь на корточках к погрузочному помосту, поглощали свой обед водители грузовиков. Повела рукой, включая в искомое число мужчин, снующих взад-вперед в поисках приличной закусочной. Не обошла и шестерку портовых грузчиков, прохлаждающихся под шатром рыбного рынка. — Если не надорвали себе пупок, работая дни и ночи, значит, жди, что скроются за горизонт. Не горюй, Вирджиния. Я еще не встречала мужчины, чтобы его хватило на весь век.

Через десять дней Джирард задал вопрос:

— А где папа?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

Я не хотела посвящать детей в подробности. Нынешний муж или бывший, но у ребенка должен быть отец.

— Ну где же папа? — спросил Джирард еще через неделю.

— Ушел в армию, — сказала я.

— А мне он застилал постель на верхнем ярусе, — сказал Филип.

— Истина сделает вас свободными, — сказала я.

И села с блокнотом и карандашом составлять себе четкое представление о своих ресурсах. Факты, после произведенных с ними действий арифметики, сводились к тому, что муженек оставил меня в критическом положении: денег на все про все четырнадцать долларов, за квартиру не плачено. Он говорил, что ему будто бы жаль так поступать, но поступал-то, я считаю, по присловью «с глаз долой — из сердца вон».

— Город не даст тебе умереть с голоду, — говорил он. — В конце концов, ты составляешь половину населения. Ты побуждаешь творить благие дела. Без тебя нация пришла бы в полный упадок. Кто стал бы платить налоги? Поддерживать чистоту на улицах? И армии не было бы никакой. Мужчине, такому, как я, податься было бы некуда.

Я срочно послала Джирарда к миссис Рафтери спросить, где помещается Отдел социального обеспечения. Она с готовностью отозвалась, не забыв нацарапать от себя приписку почерком, по которому сразу узнаешь левшу. «Бедный Джирард… никакого сравнения с моим Джоном в его возрасте!»

Интересно, кто-нибудь спрашивал ее мнение?

В Отдел социального обеспечения я обратилась сразу после Нового года. Очень быстро выяснилось, что там приучены иметь дело с теми, кто привирает, и, если говорить правду, это их сильно расхолаживает. Вплоть до того, что могут даже, если переборщишь с правдой, отказать заниматься твоим делом.

Вначале мне задавали резонные вопросы. Спросили, куда конкретно мой муж пошел служить. Я не знала. Разослали ему вдогонку письма, пустили своих сотрудников по его следу.

— В армии Соединенных Штатов такой не значится, — сказали мне.

— А вы запросите бразильскую, — надоумила их я.

С чувством юмора у них напряженно. Воспринимают все на полном серьезе.

— Представьте, нет, — сказали мне. — У вас неточные сведения. В бразильской армии нет такого.

— Ну да? — сказала я. — Вот странно! Должно быть, завербовался в мексиканский флот.

Дальше закон предписывал им взяться за его братьев. Написали брату, который первое лицо в профсоюзе водителей грузового транспорта и плюс к тому владелец многоквартирного дома в Калифорнии. Двум братьям из Джерси направили просьбу оказать мне помощь. А те — люди многосемейные. Посмеялись, и правильно сделали. Тогда написали Томасу, старшему, самому способному в семье (ради которого все остальные годами вкалывали в поте лица, платя за его обучение в колледже, покуда эти самые способности не начнут окупаться). Он единственный немедленно прислал десять долларов со словами: «Каков мерзавец! Буду время от времени подкидывать тебе кое-что, Джинни, только ты, упаси боже, не заикнись об этом властям». Я, понятное дело, не заикнулась. Власти же начали в скором времени догадываться, что в человеческом плане они лучше, чем такая, как я, и что невзгоды выпали мне по заслугам — после чего ко мне заметно подобрели.

Но чтобы починить мне холодильник — это никак. Каждый раз я терпеливо объясняла по телефону.

— Молоко скисло, — говорила я. — Мясо протухло! — Как минимум, шесть раз (а это шестьдесят центов), сидя в провонявшей пивом телефонной будке ближайшего бара — младшую держу на коленях, Барби барабанит в стеклянную дверь американским флажком, — слезно талдычила в бессердечное ухо секретарши: — Купила к празднику натуральное масло, так оно прогоркло.

Мне отвечали:

— Придется вам попытать счастья с другим мастером.

Пока я томилась дома в ожидании этого счастья, Джирард, наперекор моим запретам, пристрастился на нервной почве кататься туда-сюда на двери в ванную комнату, мечтательно объедая с потолка известку. Миссис Рафтери, едва глянув, сказала:

— Всыпать надо этой обезьяне, от мышьяка и то меньше вреда.

Но Джирард мой сын, и мне его судить. Это чревато страшными последствиями в будущем, хоть я и не знаю им названия.

От этих-то назойливых мыслей о том и сем, что можно предвидеть заранее, от наблюдений, когда я крашу губы, как день ото дня напрочь скукоживается моя физиономия, избавить меня явился из Джерси Джон Рафтери.

По четвергам Джон Рафтери так и так садился на электричку и ехал навещать свою маму. Об этом знал весь дом. Уже до завтрака в ней наблюдалось оживленье. С девическим задором распевались в полный голос ирландские песенки, звучавшие лишь по особо торжественным дням. Развешивая белье, она, зардевшись, вспоминала, каким необыкновенным ребенком был когда-то ее Джон.