Интенсивная терапия - [2]

Никто ее хохот не поддержал.

Все сосредоточились на своих телах – сохранить, сохранить, сохранить... Свою матку, свои придатки, свою способность к воспроизведению, свою беременность или свою привлекательность для самцов...

За окном виднелись пивная в перспективе унылой улицы, опознать которую Серафима была не в состоянии. Везли по «скорой» куда-то за Сенную, может, на Подъяческую.

Ну вот, опять... Мышцы медленно сжимаются – сильнее, сильнее, еще сильнее, – беременная матка становится каменной и твердой, как гранитный шар. В такие моменты малышу не хватает кислорода...

Сима свернулась калачиком на холодной проваливающейся кровати, ожидая, когда тягучая боль отпустит. Под ветхим шерстяным одеялом оказалось зябко, и она потащила с пустой постели дополнительное одеяльце. Но не успела...

Вкатили грохочущую каталку c растрепанной девушкой, зажимавшей между ног подкладную.

Ее сбросили на пустую койку и тут же поставили капельницу.

– Кровит. У меня семнадцать недель. – Новенькая жалобно посмотрела на Симу, как будто та могла ей помочь.

– Все будет хорошо, – пробормотала Серафима, хотя ее собственный живот сжимался от ужаса.

– Меня зовут Маша... – Маша стонала, придерживая окровавленную тряпку внизу живота.

Несколько раз заходил бывалый, заледеневший на лицо врач, откидывал одеяло и невесело посматривал на Машины выделения. После его молчаливого обхода вплывали сестры со шприцами и капельницами.

Наколотая Маша ненадолго затихала.

От скуки волосатая толстуха смаковала подробности своей сексуальной жизни.

– Оральные ласки при беременности – чистый мед. Муж лижет меня часами; если б вы знали, как он хотел девочку. Как он хотел... Он просто вылизывал каждый пальчик моей ноги.

Серафима глянула на ноги толстухи, и ее чуть не стошнило.

Она перевела взгляд на светлоголовую девчонку, похожую на замученную уроками десятиклассницу. Возле нее сидела на краешке кровати свекровь, которая доставала из сумки икру, свеклу, гранаты.

– Ешь, ешь...

Плечи больной, как тощие вязанки хвороста, выскользнули из-под рубашки. Очнувшись от забытья, девочка посмотрела на банки с едой и захныкала: видимо, это было ее постоянным занятием – глаза страшно опухли.

– Я не знаю, как жить... – и снова слезы.

– Она вчера потеряла ребенка, – шепнула толстуха Симе.

После ухода свекрови девчонка затряслась от рыданий:

– Он хотел сына, и был бы мальчик, но я не смогла...

– Нельзя быть такой тряпкой! – рявкнула на нее толстуха.

– Как только выйду, сразу попытаюсь снова... – отупело бубнила худышка.

– Дура! Да разве так мужиков привязывают? Что ты сопли распустила!.. На такую размазню бледнолицую кто посмотрит...

Толстуха, достав банку с салатом, начала сосредоточенно хрумать.

Маша, очнувшись от лекарств, лихорадочно заметалась:

– Больно, тянет внизу... Доктора позовите. Доктора!!!

Серафима, напрягшись и побледнев от страха, доплелась до ординаторской.

– Больной плохо, подойдите.

Дежурный врач, увидев алую кровь на подкладной, покачал головой:

– В операционную.

– Выскабливать?! – с ужасом расширила глаза Маша.

– Ничего не сделать, лапуля. Шейка на два пальца открыта.

– Не-ет!!

Врач пожал плечами. И, что-то шепнув медсестре, вышел.

– Нет!!! – Маша сжалась в комок. – Сейчас все пройдет. Все пройдет...

Она накрылась с головой, спрятавшись от мира.

Медсестра раздала вечерние уколы и таблетки.

Погасили свет, воцарился покой. Затихли всхлипывания «десятиклассницы».

Серафима отчаянно пыталась думать о хорошем.

Через некоторое время тишину прорезали крики.

– А-а-а! А-а-а! – Маша орала в полный голос, хватаясь руками за живот.

Девчонки зажгли свет, Серафима увидела окровавленную простыню под соседкой и пошла искать медсестру. У самой тело тряслось и колотилось сердце.

Вернувшись из сестринской, услышала, что Маша вопит уже не в палате, а в туалете, линолеум до которого густо измазан алым.

Вдруг звериный крик вырвался из санузла и отозвался в Симином животе резонансной болью.

– Машка родила, – спокойно констатировала толстуха, заглянув за ободранную дверцу. – Зародыш в унитазе плавает, хочешь – погляди...

После увиденного Серафима опять поплелась на пост и упросила сделать себе магнезию и димедрол.

Машку на каталке промчали в операционную – чистить. Через некоторое время ее сбросили на койку: пустую и спокойную.

Скрючившись пополам, Сима в третий раз побрела к сестре.

– Не спится, все болит. Сделайте что-нибудь: я потеряю ребенка!

– Чего ты выдумываешь! Матка спокойная, выделений нет. Выпей пустырник и спи.

Палата была непереносима...

Сима натянула свитер и легла спать на кожаной танкетке в коридоре.

Едва смежила веки, две сгорбившиеся тени в темноте потащили мимо больничный матрас.

– Мы напротив. К барменчику в пивбар. Не выдашь?

Беременная кивнула. Ну и ну! Обоим теткам осложненные аборты сделали. А они к барменчику.

На следующее утро привезли тихую Ларису. Немолодая, некрасивая, очень спокойная – до безразличия ко всему. Врачи ломали головы над ее состоянием: беременности нет, но матка увеличена, кровотечение, температура сорок, и еще что-то настораживало. Истаскав пациентку по кабинетам, врачи выбили из нее признание – подпольный аборт. Соседка помогала Ларисе вытравливать плод: скребла матку чем-то вроде заостренной спицы, пока не прорвала стенку насквозь. Врачи проверили – точно, сквозная дыра.