Интендант третьего ранга. Herr Интендантуррат - [24]

Телега тронулась. Саломатин лежал на мягкой соломе, но все равно каждая кочка отзывалась болью в ране. Он оперся на руки и привалился спиной к борту. Стало легче. Колонна пленных вошла в город и зашлепала по главной улице. Этой дорогой их вели сюда к мучительной смерти, теперь они возвращались. К удивлению комбата, уполномоченный не шагал во главе строя, а держался позади, рядом с вооруженными дядьками. Бойцы шли через город как бы без конвоя. Посреди улицы. Редкие прохожие жались к заборам, в окнах мелькали любопытные лица. Они прошли мимо бывшего здания райкома партии, над которым теперь реял флаг со свастикой. Солдатские ботинки громко стучали по булыжной мостовой. Постепенно стук стал сменяться шарканьем, колонна замедлила ход. Уполномоченный побежал вперед, что-то крикнул, бойцы пошли живее. Город скоро кончился, колонна миновала немецкое охранение на окраине (солдаты проводили ее любопытными взглядами) и потащилась по пыльной грунтовой дороге. Люди шли все медленнее, несмотря на уговоры уполномоченного. Многие отставали, скоро обе телеги были облеплены с обеих сторон: люди держались за борта, оглобли. Саломатин слышал вокруг запаленное, хриплое дыхание.

— Чуть-чуть осталось! — ободрял осипшим голосом уполномоченный. — Потерпите до поворота! Надо, чтоб немцы не видели!

«С какой стати он боится немцев?» — удивился Саломатин, но тут дорога и в самом деле повернула и стала спускаться вниз. У подножия склона Саломатин увидел скопление людей и телег. Внизу их тоже заметили. Люди зашевелились и вдруг побежали навстречу. Саломатин вдруг понял, что это женщины — десятки женщин в полотняных платьях и выгоревших платочках. С воплем и плачем они хватали под руки его бойцов и тащили их вниз. Там усаживали у телег, совали в руки миски, кружки…

— Семен! — услышал Саломатин рядом голос уполномоченного. — Закормят до смерти! Они же голодали! Пусть хотя б сало не дают!..

— Сделаем, Ефимыч! — ответил поджарый дядька с винтовкой на плече и побежал вниз. К телеге подошла красивая черноволосая девушка с большой сумкой на плече.

— В первую очередь, Соня! — сказал уполномоченный, указывая на Саломатина. — Ранение в шею, совсем плох…

Вдвоем с девушкой они сняли комбата с телеги, уложили на обочине. Девушка размотала грязный бинт на шее Саломатина, нахмурилась и полезла в сумку. В руках ее оказался шприц, Саломатин почувствовал острую боль, и шея стала неметь. Шприц в руках девушки сменил скальпель, Саломатин почувствовал, что шею как бы ожгло, а затем боль ушла. Что-то теплое побежало по его плечу. Уполномоченный приподнял комбата за плечи, врач смазала рану йодом и забинтовала.

— Держи, командир! — сказала она, кладя в ладонь Саломатина тупоносую автоматную пулю. — Детям будешь показывать!

Соня ушла, сделав еще один укол. Саломатин ощутил, как жар уходит из его тела, и ему внезапно до невозможности захотелось есть. Его словно услышали. Появившаяся неизвестно откуда женщина сунула ему в руки глиняную миску с вареной картошкой, поставила рядом кружку молока. Картошка была холодной, но невероятно вкусной. Как и молоко. Саломатин съел все в один миг, поставил на землю миску. Он хотел посмотреть, что происходит внизу с его бойцами, но не смог. Веки его заскользили вниз, он ощутил, как валится на спину. Но не упал. Чьи-то сильные руки подхватили его, и комбат уснул до того, как его отнесли к телеге.

Глава 6

— Передай салатик! — попросил Пищалов.

Крайнев взял чашку, стоявшую справа, поднес к глазам.

— Консервированный тунец. Не советую. Гадость!

— Это вам гадость! Нам в самый раз! — не согласился Пищалов, отбирая чашку.

В подтверждение своих слов он вывалил салат на тарелку и стал яростно поглощать. Крайнев только головой покачал:

— Инка не кормит?

— Она давно не кормит! — промычал Пищалов набитым ртом. — В прямом и переносном смысле. Третий месяц в прихожей сплю.

— Так плохо? — покачал головой Крайнев.

— Хуже не бывает! — подтвердил друг, отхлебывая из бокала. — На развод подала… — Пищалов вздохнул и потянулся к бутылке.

— Не налегай! — предостерег Крайнев. — Второй бокал. Заметят — кандидат на увольнение.

— Ну и пусть! — с бесшабашной бравадой сказал Пищалов. — На наш век банков хватит!

Крайнев вздохнул. Он потихоньку огляделся — никто не смотрел в их сторону, никто не прислушивался. Корпоратив был в разгаре. За десятком длинных столов в летнем театре, стоя, чокались, жевали и галдели сотни сотрудников центрального офиса и посланцы из отделений. Галдеж заглушала разбитная музыка: на сцене плясала в сарафане «а-ля рюс» самая популярная певица псевдонародного жанра — правление российской дочки угождало вкусам немецких хозяев. Певица разогревала публику — ожидалось выступление председателя правления материнского банка, прилетевшего из Германии по случаю праздника. Народ торопливо поглощал закуски. Начнется торжественная часть — не пожуешь.

Певица отплясала оговоренное в контракте время и стала кланяться, фальшиво изображая желание петь дальше. Публика умеренно хлопала, неохотно отрываясь от стола. Певица, уверив, что впредь готова «дарить» свое искусство такой чудесной (читай — богатой!) публике, убежала. На сцену, встреченный куда более горячими аплодисментами, поднялся высокий человек в строгом костюме. Его сопровождал переводчик.