Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой - [74]
Зло государственной системы Толстой связал с законом инерции, закрепляющим механизм бюрократических действий и подпитывающим массовое сознание (общественное мнение). Помимо этого государство использует специфический язык, закрепляющий идеологию насилия в медийной манипуляции сознанием: речь идет о таких абстрактных и «магических» понятиях, как «закон»[290], «справедливость», «общее благо», «патриотизм» и др., оправдывающих все деяния государства и гипнотически действующих на толпу.
Толстой и Х. Арендт показали, что государство проявляет свою суть через разные формы насилия, оправдывая его необходимостью самосохранения. Х. Арендт отмечала: «Насилие не является двигателем ни истории, ни революции, ни прогресса, ни реакции; но оно может способствовать обнажению недовольства и привлечь к нему общественное внимание»[291].
Духовными источниками насилия[292], по Толстому, выступает церковь, вкупе с культурной и партийной интеллигенцией. Если большинство рядовых исполнителей действовали автоматически (по инерции), то для тех, кто все понимал и «духовно» одобрял работу «системы», действовал закон лжи и лицемерия, который лежит в основе любой идеологии и манипуляции сознанием. Если государство санкционирует безответственное следование приказам с точки зрения закона, то церковь берет на себя груз морального одобрения этого насилия и безответственности, духовно одобряя и оправдывая его волей Творца. Деятели искусства, науки или религии не просто рационально или морально оправдывают зло, но и становятся идеологическим оплотом его легитимности, фактически добровольно и безответственно выполняя ту же роль «проводников зла», что и бюрократия, становясь еще одним элементом системы.
В «Исповеди» (1879–1882) Толстой, осуждая себя за участие в войне, дуэлях, плотском разврате и пр., впервые в целом заострил внимание на вине людей своего круга, которые, не будучи чиновниками-бюрократами или идеологами власти, тем не менее использовали свои таланты, обслуживая «систему» или реализовывали свои частные интересы. Речь идет, в том числе, и о русской интеллектуальной элите – писателях и тех идеях, в рамках которых развивалась их «свободная мысль». Здесь вновь его логика оказалась противоположна аргументации Достоевского. Вместо тиражирования оппозиционных мифологем, использования бинарного противопоставления ценностной картины мира, он показал личную ответственность каждого интеллигента за происходящее в России и в мире зло и беззаконие, раскрыв на собственном примере природу соучастия в государственных преступлениях. Субъективный метод личной ответственности не позволил Толстому перейти ту грань, в переходе которой его так часто обвиняли: он не был морали-затором догматического толка, но был истинным религиозным деятелем и активным последователем практического учения Христова.
В «Царстве божием внутри вас» Толстой показал, что добро, которое изначально должно быть усилено чувствами любви и моральной ответственности (совестью) каждого человека, сознательно уничтожается государством и его институциями через насаждение инерционных чувств, дисциплинированное исполнение приказов и законов, что и привело, в итоге, к тотальной безответственности (при этом означающей не свободу, а закабаление) граждан в государстве.
Дисциплина и чувство роковой предопределенности одних быть представителями власти (господами), а других исполнителями (рабами) – практическое олицетворение зла – разобщение людей в имперском государстве. Неразумие каждого компенсируется «разумной целесообразностью» всех. Эта логика породила новый тип человека, сформированного, с точки зрения Толстого, с позиции гегелевского рационализма и вопреки кантовскому «человеку-цели», жизни как реализации морального долга. Речь идет о «массовом человеке», о предугаданном Толстым феномене массового общества XX века как базиса тоталитарного общества. В норме, дисциплинированно исполняя злодейские приказы, люди должны понимать свою причастность к ним и, следовательно, нести личную ответственность, пусть и в роли исполнителей.
Однако на практике все не так. Люди предпочитают не думать, не проверять приказы на их «нравственное содержание», прикрываясь идеями «исполнения долга», «воинского устава», законами необходимости или экономической целесообразностью. Человек теряет ощущение Я-личности, он становится частью огромной массы исполнителей, по сути дела, уже не управляемый собой. Здесь все происходит как в дурном сне: мечта Толстого о преодолении эгоистического я во всеобщем духовном приобщении к Богу оборачивается противоположным – полной безответственностью людей и потерей всякого нравственного чувства. Прекрасным афоризмом к этим выводам могли бы стать слова В.А. Гиляровского: «В России две напасти: внизу власть тьмы, а наверху – тьма власти»[293].
Идеи Толстого схожи с убежденностью Х. Арендт в способности каждого человека мыслить самостоятельно, следовательно, поступать по совести. «В роковую минуту надежна мораль только тех людей, кто говорит “Я не могу” и не делает ничего против своей совести»
