Интеллектуальный язык эпохи - [44]
Вторая тема, которой необходимо коснуться, говоря о Бугаеве и Московском математическом обществе, логически не связана с идеей универсальной математики. Нет также прямых свидетельств, что Бугаев проводил эту связь. Однако в трудах его ученика Некрасова она заняла исключительно важное место. Речь идет об антисемитизме, свойственном Бугаеву и превратившемся у Некрасова — каким бы странным это сейчас ни казалось — в один из существеннейших компонентов его представлений об универсальной математике.
Сперва мы рассмотрим материалы, касающиеся антисемитизма Бугаева.
Друг Белого Сергей Соловьев в своих воспоминаниях пишет: «Жиды были „идефикс“ Бугаева. Он всегда имел при себе записную книжку, куда вносил возмутительные факты из жизни Израиля…»[260]. Эта записная книжка не сохранилась. Однако сохранился ряд других свидетельств, на которых мы остановимся.
В небольшой тетради, куда Бугаев заносил сведения самого разного характера, читаем: «Мендельсон, Рашель, Спиноза, жиды». Контекст записи не связан с национальным или расовым вопросом. Перед нами тетрадка, датируемая началом 1860-х годов, куда Бугаев записывал все, что так или иначе поразило его воображение, без какой бы то ни было внутренней связи между отмечаемыми фактами и событиями[261]. Так что из нее мы лишь узнаем о том, что еврейский вопрос (в антисемитском ключе) занимал его уже в молодости.
Следующий документ относится к тому времени, когда Бугаев был президентом Московского математического общества. Это адресованное ему письмо П. А. Некрасова от 11 мая 1894 года. В нем упоминается о том, что математическое общество благодарило великого князя Сергея Александровича за то, что тот оказывал «внимание к нуждам общества»[262]. В чем состояло это внимание, неясно.
Великий князь Сергей Александрович — один из самых известных русских националистов. В 1891 году (тогда же, когда Бугаев стал президентом Московского математического общества) великий князь был назначен на пост московского генерал-губернатора. На этом посту он оказывал поддержку ученым. Однако его благорасположение к математическому обществу могло объясняться не только стремлением способствовать развитию науки, но и близостью идеологической позиции Бугаева. Последний был также националист и патриот[263]. Одно из замечательных последствий его патриотизма — тот факт, что в XX веке знание русского языка было довольно широко распространено среди математиков всего мира. Бугаев настоял на том, чтобы «Математический сборник» был русскоязычным[264].
Однако этим сходство политических позиций Бугаева и великого князя Сергея Александровича не исчерпывалось.
Едва заняв пост генерал-губернатора, великий князь организовал массовое выселение евреев из Москвы. Его национализм и монархизм были теснейшим образом связаны с антисемитизмом, ставшим, особенно после убийства Александра II, в котором, по усиленно распространявшимся слухам, были виновны евреи[265], почти неотъемлемой частью правой идеологии. Евреи в этом контексте — главные враги монархии и порядка.
Антисемитизм Бугаева необходимо рассматривать в том же ключе. В его архиве сохранился список студентов, принимавших участие в студенческих волнениях 1901 года. Рядом с некоторыми фамилиями Бугаев пишет: «иудей», что, очевидно, указывало на зачинщиков[266]. Перед нами след той же идеи, что легла в основу романа «Петербург», написанного его сыном чуть более 10 лет спустя: социальные беспорядки и революции устраиваются евреями.
В этой связи обращает на себя внимание краткое упоминание великого князя Сергея Александровича в воспоминаниях Белого. Изображая отца либералом, Белый пишет о его презрении к Николаю II («мальчишка») и великому князю Сергею Александровичу («педераст»)[267]. Вполне возможно, что Бугаев говорил нечто подобное. Однако противником монархии он не был. Политическая позиция великого князя в общих чертах совпадала с его собственной. Читая приглашение на вечер к великому князю, посланное Бугаеву[268], сложно удержаться от предположения, что перед нами не просто официальный документ, хранящий память о старинных обычаях и рутинной вежливости, но след содержательного общения. Впоследствии ученик Бугаева Некрасов посвятит памяти великого князя книгу[269].
В конце 20-х годов слова Кагана о реакционных взглядах «школы» Бугаева могли вызывать в памяти некоторые подкреплявшие их факты. Среди них — связь «школы» с великим князем. Не исключено, что презрительный отзыв отца о великом князе в мемуарах Белого должен был создать впечатление, что эти факты вымышлены[270].
В цитированной выше статье В. Каган называет П. А. Некрасова (1853–1924) «самым активным учеником» Бугаева
