Интеграл похож на саксофон - [89]

После развода невеста Ромы осталась матерью-одиночкой в комнате бывшего мужа. Рома сделал предложение, женился на этой матери-одиночке, прописался в ее комнату как супруг и усыновил ее ребенка. Своего ребенка.

Пианист Володя Шафранов, способнейший музыкант, постигавший высоты джаза на чистой интуиции, с отроческих лет был негоциантом на Невском, причем дела имел преимущественно с финнами. Финские туристы, задушенные на родине карточной системой на алкоголь и непомерно высокими ценами на спиртное, с удовольствием продавали содержимое своих чемоданов за советские рубли, на которые можно было немало купить в центральном гастрономе. Володе пришлось выучить язык страны, он лопотал на нем быстрее аборигенов.

Потом он познакомился с совсем не старой еще женщиной с двумя детьми (9 и 11 лет), у них случился роман, и через какое-то время Володя решил жениться. Повторился вариант Ромы Власенко, с той только разницей, что Володя стал приемным отцом чужих детей и прописка его была за пределами СССР. Он уехал в Финляндию, одно время преподавал в джазовом училище в Пори, а потом, в 1996-м, я встретил его в Нью-Йорке на сверхмодной тусовке на крыше отеля «Челси». Я приехал из Лондона вести концерт Давида Голощекина, он прилетел из Питера. Володя не без гордости сообщил, что работает штатным пианистом на известной детской телепередаче «Улица Сезам».

Тогда, в 1971 году, после ухода Володи мне надо было принимать срочные меры. Я вспомнил про Владика Петровского. Молодой гибкий музыкант очень подходил нам по стилю, а главное, человек хороший.

Из интервью Влада Петровского

И вот однажды… меня разыскал Сева Новгородцев, который тоже играл в оркестре Вайнштейна и меня знал смолоду, с шестнадцати лет. Он огляделся вокруг и сказал: «Ну что ты тут сидишь, с бандюками сражаешься?! Поехали лучше в Москву!» Как раз пятница была. И он говорит: «Знаешь что? В понедельник в десять утра встречаемся в аэропорту Пулково».

…Я говорю: «Знаешь, Сева, мне в понедельник надо академку закрыть в консерватории… Мне пора выходить на занятия». Но он нажимал: «В понедельник мы должны быть в Росконцерте».

И я два дня думал: оставаться в Питере и идти в «консу» дела улаживать или сесть в самолет и улететь в Росконцерт? Но Сева меня уговорил: к десяти утра в понедельник я приехал в аэропорт. Еще не было того «Пулково», нынешнего, ультрасовременного. Это был еще старый, маленький аэропортик. И самолетик — «Ту-104».

Это было 1 октября 1971 года.

Летим. А Москва не принимает. Мы покружили над Москвой и опять сели в Питере. Я говорю: «Севочка, ничего не получается! Я поехал в „консу“! Не судьба!» Но он меня удержал, и следующим рейсом мы все-таки улетели в Москву… И с тех пор я живу здесь, в Москве. Окончательно переселился…

Именно Сева сыграл в моей судьбе ключевую роль. Я сначала жил в дворянской семье и был такой… как бы сказать, мягкий парень. И Сева учил меня быть очень вежливым, но при этом внимательно следить за тем, что происходит вокруг, чтобы не делать глупости и не поддаваться на всяческие провокации. Это происходило до 1975 года включительно, пока он не уехал.

Марочкин В. «Гвоздик». Питерский «Севаоборот» Владислава Петровского. Часть 1. ВИА «Добры молодцы» // Специальное радио. 2006. Март.

Владик был длинненьким и худеньким, поэтому получил надолго закрепившееся за ним прозвище Гвоздик. Как-то мы были на юге, Владик весь день провел на пляже и когда пришел на концерт с обгорелым на солнце лицом, то кто-то сказал: «Ой, смотрите! У Гвоздика шляпка заржавела!»

Шутили мы тогда много и охотно, по любому поводу. Это была наша форма защиты от окружения, норовившего все время как-нибудь лягнуть, укусить. Шли, бывало, музыканты-гастролеры по улицам незнакомого города и со столичной учтивостью спрашивали у прохожих девушек: не подскажете ли, где здесь улица Деникина? Или: скажите, как пройти на проспект Врангеля? А в зеленых приморских городах юга можно было еще спросить про бульвар Керенского, набережную Троцкого или парк культуры и отдыха имени Жертв коллективизации.

Потом я узнал, что в Амстердаме есть Аллея двух колбас и Аллея безумной монахини. В Чикаго есть перекресток Проститутской улицы и проезда Блаженства. Под Санта-Фе, в городе Литтлтон, есть Холм болванов, в канадском городе Йеллоунайф есть улица Косматая задница. На этой улице указатель с названием долго не висит, исчезает практически мгновенно, но зато почти в каждом доме его можно увидеть красующимся на стене. В России мне ничего такого не попадалось. Единственно, что приходит на ум, так это питерский проспект Стойкости, да и то смешным это стало только в наш сексуально озабоченный век.

В каждом городе, по нашей теории, непременно должен был стоять памятник генералу, в честь которого город и назван. В Херсоне — памятник генералу Херсону, в Майкопе или Армавире — генералам Майкоп и Армавир. Ближайшее с гостиницей предприятие общепита мы неизменно переименовывали в кафе «Изжога», где главное блюдо было «мастурба». Иногда «свинокур», среднее между курицей и свиньей.

Немало радости добавлял нам Юра Антонов. Из его рассказов в нашем лексиконе оседали слова «брука́ матерча́тая», «клювы́», «негритянцы», голландский город «Апстердам» и т. д.